— А вот за труса я тебя щас у рою!

— Урой, — кивнула девочка и шмыгнула носом, — а лучше вообще замочи. Вот, точно, замочи меня, Митяй, — она вдруг захохотала хрипло, надрывно, — я сама никак не могу, не получается, жалко себя, а вот бы кто-то помог…

— Да пошла отсюда, дура сдвинутая! — шофер перегнулся через ее колени, открыл дверь. — Прыгай! И чтобы я тебя больше не видел!

— Трус! Козел! — громко крикнула девочка ему в лицо, схватила полупустую пачку «Парламента» и выпрыгнула из машины.

Шофер вяло выругался, выкинул недокуренную сигарету в окошко, широко, со стоном, зевнул, откинулся на мягкую спинку сиденья и через минуту уже похрапывал.

А рыжая Лариса обежала дом и остановилась перед высокой деревянной лестницей, приставленной к крыше. На втором этаже было распахнуто окно, и оттуда слышались приглушенные голоса. За птичьим щебетом невозможно было разобрать ни слова. Не долго думая, Лариса вскарабкалась по лестнице, легко и бесшумно, как кошка.

— Нет, а кому это нужно? — услышала она голос одной из близняшек.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — ответил неприятный вкрадчивый тенор, принадлежавший черно-красному, — ладно, девочки, нам пора. Вы все поняли?

— Какие у нас гарантии? — мрачно спросила Ира.

— Вы сами — вот ваша главная гарантия. Качество работы и молчание. Гуд бай, лапушки. Когда переедете к Петру Петровичу в клуб, обязательно вас там навещу.

Лариса болезненно поморщилась, сообразив, что главное она пропустила из-за глупой бесполезной болтовни с шофером. Послышался стук двери. В комнате близняшек повисла тишина. Лариса надеялась, что Ира и Света сейчас же начнут обсуждать визит Гулливера с неизвестным черно-красным, но они молчали, как будто чувствовали, что их слушают. Оставаться на лестнице не стоило, ее могли заметить, и Лариса быстренько спустилась, отошла к забору, села на березовый пенек, достала из кармана штанов свистнутые у шофера сигареты, хотела закурить, но не было зажигалки.

— Ты что здесь делаешь? — из окна на втором этаже высунулась голова одной из близняшек. Лариса их так и не научилась различать, а потому крикнула наугад:

— Ирка, будь человеком, кинь зажигалку. Голова спряталась, и через минуту к Ларисиным ногам упал коробок спичек. Лариса с наслаждением закурила.

Света захлопнула окно и села на кровать рядом с Ирой.

— Лариска, по-моему, подслушивала, — произнесла она шепотом, сестре на ухо, — там лестница у окна, она, кажется, только что с нее слезла.

— Ну, если она слышала весь разговор, то будет молчать, — Ира оскалилась, — ей ведь жить хочется. Ну, а если только кусок разговора, то вряд ли она что-то поняла.

— Думаешь?

— Уверена.

Послышался приглушенный рев мотора.

— Эй, Лариска, ты где? Закрой за нами! — крикнул Гулливер.

— Я вам что, нанималась? — звонко, со слезой, отозвалась Лариса.

Ей ничего не ответили. Мотор опять взревел, ворота грохнули.

— Гады! — заорала Лариска. — Все гады! Ненавижу! А-а-а, убили негра! — запела она пьяным шальным голосом и трижды кулаком стукнула по железным воротам изо всех сил.

— Ты видишь, какая шалава? — развела руками Света. — Она может все разболтать просто так, самой себе во вред.

— Ну что ты заранее паникуешь? Лучше подумай, как будем бабки тратить? — Ира обняла сестру и звонко чмокнула в щеку. — Можно шмоток накупить, а можно в банке открыть счет. Слушай, отличная идея! Почему нет? Чем мы хуже других? Сейчас есть вполне надежные банки, мы с тобой кредитки заведем.

— Хватит! — шепотом крикнула Света. — Сначала надо получить эти деньги. И не забывай, за что мы их получим. Размечталась! Счет в банке! Карточки! Нам бы с тобой уцелеть, Ирка, и не загреметь под фанфары.

Человек, позвонивший утром, больше не перезванивал. Ксюша пару раз набрала мобильный номер Олега, но телефон был отключен.

— Ладно, — вздохнула она, кладя трубку, — так даже лучше.

День летел легко и незаметно. Если не считать, что они попали под дождь во время прогулки, ничего особенного не случилось. У Маши было отличное настроение, она улыбалась, смеялась, хорошо кушала, уснула сразу, без слез и нудного укачивания в кроватке. Во время ее дневного сна Ксюша почитала учебник биологии, лежа на старинной кушетке в гостиной и поедая свежую клубнику. Лицо ее было измазано красной ягодной мякотью, она вспомнила, как это полезно для кожи, и решила сделать маску. Главное, успеть смыть, пока не проснулась Маша, чтобы не напугать ребенка.

Отложив учебник, она побродила по огромной пустой квартире, прислушиваясь к тиканью старинных часов, к отдаленному гулу Тверской.

— Как замечательно здесь можно было бы жить, — произнесла она вслух, стоя перед зеркалом в ванной и разглядывая свою клубничную физиономию, — если бы я родилась в такой вот квартире, наверное, была бы совсем другим человеком. Я бы с младенчества чувствовала себя важной, нужной, защищенной, я была бы красивей и уверенней в себе. И никогда не случилось бы со мной никакой гадости. Я бы никого, кроме себя, не любила. Я бы выросла классической холодной стервой. От таких сходят с ума. Да, я, пожалуй, стала бы настоящей стервой. Митя ни за что не бросил бы меня тогда, потому что ему, как выяснилось, нравятся исключительно стервы.