— А разве они дети? — удивилась Раин. — И к тому же они оба Бродяги Песков. Или ты, может быть, забыл, что еще вчера Фенеон официально объявил Садиру членом нашего клана?

— Тем не менее их голоса не в счет, бегать они не могут, — возразил один из мужчин, стоявших на стороне Раин. — Наши-правила совершенно четко говорят об этом.

Многие воины с обеих сторон поддержали его. Опасаясь лишиться поддержки своих сторонников. Раин согласно кивнула. Но она не считала борьбу законченной. Теперь была ее очередь добиваться лишения права голоса. Она указала на Фенеона.

— Вождь не может высказать свое мнение, — сказала она. — Поэтому и он не в счет.

Тут уже Хайару пришлось уступить. И сделал он это весьма достойно, заявив:

— Это справедливо. Но теперь каждая сторона имеет одинаковое количество голосов. Как нам определить, кто будет возглавлять клан до тех пор, пока Фенеон не поправится?

— Пусть посоревнуются в беге! — предложила одна из сторонниц Раин.

— Нет, лучше пусть поборются, — сделал встречное предложение мужчина из группы Хайара.

Раин отрицательно покачала головой и подняла руку, чтобы утихомирить страсти и заставить толпу замолчать.

— Ни для кого не является секретом, что Хайар и я не любим друг друга, — сказала она. — Поэтому я предлагаю решить вопрос раз и навсегда. С помощью поединка не на жизнь, а на смерть.

По той удивленной тишине, которая воцарилась вокруг, было ясно, что такого рода поединки не слишком часто случались среди Бродяг Песков.

Наконец одна из женщин, находившихся на стороне Раин, ахнула:

— Зачем это тебе нужно?

Хотя Садира не могла видеть говорившую, она сразу же узнала по голосу Мередид.

Раин бросила взгляд в сторону Садиры и ответила:

— Я только предлагаю сделать то, что отвечало бы интересам Бродяг Песков. — Она показала рукой на обе половины клана. — Пока я и Хайар остаемся в живых, клан будет разделен на две части, как это и происходит сейчас. Когда кто-то из нас умрет, клан снова станет единым.

Садира поняла, что Раин намеренно ставит ее в положение, когда у нее не будет иного выбора, кроме как воспользоваться колдовством для достижения победы. Если в поединке победит Хайар, то не успеет еще труп Раин остыть, как Садиру убьют, чтобы отомстить за смерть Гейфала. В плане ее сестры просматривалась такая бездушная гениальность, что само собой напрашивалось сравнение с Титхианом.

Хайар долго смотрел на Раин, потом собрался что-то сказать, но, прежде чем он успел принять вызов, в спор вмешалась Садира.

— Сегодня я побегу вместе с кланом, — сказала она, слезая с канка. Это позволит мне принять участие в выборах нашего вождя, не так ли?

— Так, — согласилась Грисси.

— Если она останется в живых, — возразила Есилк. — И если после этого она не сможет больше бегать, она автоматически потеряет право голоса!

— Не возражаю, — ответила Садира, присоединяясь к сторонникам Раин. — А теперь пора выступать. Я должна добраться до Расколотого камня как можно быстрее.

Садире казалось, что она и Грисси бегут целую вечность. Каждый вдох давался ей с трудом, отзываясь болью в груди, каждый шаг вызывал раздражение и отдавался в голове тупой болью. Еще много часов назад она перестала ощущать свои покрывшиеся царапинами и волдырями ноги. Бежала она, механически переставляя ноги.

— Продолжай бежать, — проговорила Грисси, легко и непринужденно бежавшая рядом с колдуньей. — Теперь уже совсем близко. Только не останавливайся.

Не будь Садира настолько усталой, она непременно ударила бы «железную» женщину. Грисси твердила то же самое в течение четырех вечеров подряд, после того как все остальные члены клана исчезли за горизонтом, оставив их вдвоем тащиться по пустыне.

— Хватит, замолчи, — прохрипела Садира. — Сколько ты можешь говорить одно и то же?

Она сама не узнала собственный голос. Ее горло распухло от жажды, и она лишь с трудом могла дышать.

— Не возмущайся, а лучше посмотри туда, — ответила Грисси, указывая в сторону горизонта. — Разве ты не видишь их?

Садира, не отрывавшая глаз от оранжевой пыли под ногами, слегка подняла голову и взглянула вперед. Ее тень падала на землю рядом с тенью Грисси, образуя на неровной поверхности нечто вроде извивающегося угря. Десятка три длинных стебельков какой-то травы, которыми побрезговали даже неприхотливые канки, лениво покачивались на легком ветерке. Лиловые тени сумерек уже начали постепенно подниматься от земли, заполняя пространство между скалами. На горизонте необычная сеть фиолетовых линий, издали похожая на паутину, покрывала отлогую возвышенность, по форме напоминавшую песчаный холм.