— Она не актриса, — резко оборвал жену Джош. — Она — жена и мать, не более того.

— Как интересно… — протянула Нора. Ее тон не оставлял сомнений в том, что она уже имела о Кэрри вполне определенное мнение.

— Между прочим, я заведую магазином, — запальчиво произнесла Кэрри. Ее покоробило, что Джош отзывался о ней так, как будто она целыми днями висит над корытом со стиркой и не в состоянии думать ни о чем другом, кроме того, насколько чисто вымыты полы.

— Магазином? — Одна бровь Норы поползла вверх.

— Она покупает там платья. — Джош снова свел на нет все попытки Кэрри выглядеть внушительно. Она попыталась встать, но Джош удержал ее.

— Нора, дай мне бумагу, которую нужно подписать, и убирайся. Для тебя тут нет ничего интересного.

Услыхав это, Нора принялась ронять слезы в изящный кружевной платочек.

— Джош, ну как ты можешь быть таким злючкой по отношению ко мне. Я приехала только для того, чтобы еще раз увидеть детей. Я так скучала по ним. Я скучала по звуку их шагов. Мне не хватало их голосов. Даллас, доченька моя. Помнишь, как она просыпалась по ночам, когда ей снились страшные сны? Мне не хватало… — Нора зарыдала, не в силах продолжать.

Помимо воли Кэрри ее рука потянулась через стол к Норе. Кэрри знала этих детей совсем недолго, но она скорее бы умерла, чем рассталась с ними. Что же должна была чувствовать их настоящая мать, у которой их отняли? И почему Джош поступил так жестоко с женщиной, которую когда-то любил?

Джош перехватил руку Кэрри прежде, чем она коснулась Норы.

— Твое время истекло, — произнес он. — Ты начинаешь нас утомлять.

Кэрри застыла в изумлении, когда на лице Норы, за секунду до этого искаженном страданием, засияла улыбка.

— Но дорогой, мне ведь не с кем репетировать. Как я могу выступать без великого Темплетона?

Кэрри повернулась к Джошу, но тот смотрел на Нору.

— Я хочу видеть бумаги, — сказал он.

Нора слегка наклонилась вперед, положив руки на стол. Декольте ее было очень глубоким. Ни одна приличная женщина не появилась бы нигде днем в платье с таким вырезом. И было совершенно очевидно, что Норе не приходится подкладывать в корсет вату.

— Я потеряла их, милый, — промурлыкала она. — Они выпали у меня из платья.

Взглянув на Джоша, Кэрри увидела, что он впился взглядом в платье супруги, словно намереваясь все же поискать там документы. Кэрри встала вышла из дома и направилась под навес, который Джош величал конюшней. Когда Джош до гнал ее, она седлала старую конягу.

— Кэрри… — начал он.

— Не говори мне ничего. Ни слова. Тебе нечего сказать, дорогой. — Произнося последнее слово, Кэрри усмехнулась. — Не осталось ничего, о чем мы могли бы поговорить. Ты мне все время лгал.

— Тем, — тихо произнес он. — Даллас.

На глаза Кэрри навернулись слезы, и на секунду она прижалась лбом к седлу.

— Как ты смеешь-использовать детей, чтобы давить на меня?! — Она попыталась затянуть подпругу, но из-за слез не видела перед собой ничего.

Джош, подойдя ближе помог ей справиться с подпругой. Теперь он стоял совсем рядом.

— Ты можешь ехать. Я не буду тебя задерживать. Если для тебя не имеет никакого значения тот факт, что я люблю тебя и мои дети тоже, если для тебя ничего не значит наш общий ребенок, который вырастет без отца, уезжай. Я не держу тебя.

Кэрри уже начала залезать на лошадь, вдев ногу в стремя, как вдруг резко повернулась и налетела на Джоша, колотя кулачками его в грудь.

— Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу! Понимаешь ты это? Я ненавижу тебя так же сильно, как люблю.

Джош сжал ее в объятиях и держал так до тех пор, пока у нее не прошел приступ ярости. Кэрри плакала.

— Она такая красивая, — всхлипывала Кэрри. — Самая красивая женщина, которую мне когда-либо приходилось видеть.

— Она как коралловая змея. Красива и смертельно опасна.

— Ты не думаешь так на самом деле. Иначе бы ты не женился на ней.

— Мне было девятнадцать лет, когда я совершил эту глупость. Я был просто дураком.

— Мне только двадцать, — всхлипнула Кэрри. — Разве это делает меня дурой?

— Нет, конечно. У тебя же хватило ума, чтобы полюбить меня.

Кэрри рассмеялась сквозь слезы, хотя смех этот больше напоминал нервную икоту.

— Вот это уже лучше. А теперь я хочу увести тебя отсюда, сесть и спокойное тобой поговорить.