Шрифт:
Не спасли.
И уж если этот иерусалимский козел действительно не собирается возвращать кредит и проценты московскому банку, шадринским остается лишь одно – засветить перед ним главный козырь, знаменитого киллера, не знающего промаха и пощады.
Подтекст такого хода выглядел бы более чем красноречивым: нам терять все равно нечего, но ради морального удовлетворения Македонский тебя завалит. Ни охрана тебя не спасет, ни деньги, ни московские да тель-авивские «крыши». Не вернул долг? Опустил нас в сферах бизнеса и криминала, тесно переплетенных между собой? Ну и получай! Мы опускать себя никому не позволим...
Ракита смотрел на Солоника выжидательно, пристально и не мигая. От согласия киллера зависело слишком многое.
– Ну, что ответишь?
– Думаешь – купится?
– У нас больше ничего другого не остается.
– А если стукнет куда? – поинтересовался Солоник. – В ментовку местную, в отделение «Интерпола». Ты ведь сам понимаешь, в какой я ситуации.
– Побоится стучать. – Ракита подсел поближе к вентилятору – струи воздуха мигом растрепали его прическу. – Да и «крышники» его вряд ли за стукачество спасибо скажут. По логике, сегодня он ментам тебя сдал, завтра – их... Нет, вряд ли он в мусарню ломанется, – уверенно закончил собеседник.
– Ты мог бы организовать с ним встречу? – подумав, спросил Солоник.
– Попробовать можно.
– Думаешь, подействует и он согласится? – Саша подошел к окну, приподнял жалюзи – в комнату хлынул яркий солнечный свет.
– А хрен его знает! Посмотрим. – Собеседник был уклончив. – Я об этом варианте давно думал... Ты, главное, не менжуйся: стучать на тебя в «Интерпол» ему не с руки так же, как и твоим врагам. А главное – твое настоящее место жительства ему неизвестно. Ты только подумай, как будешь с ним базарить и в какой форме мы тебя преподнесем. Ну, так что скажешь?..
Встреча состоялась через три дня. Удивительно, но Гринберг все-таки согласился поговорить с шадринскими. Правда, непонятно, для чего ему это понадобилось: то ли для демонстрации своей независимости, то ли для удовлетворения самолюбия, то ли для того, чтобы в последний раз заявить: никаких кредитов, а тем более процентов возвращать не собираюсь.
Впрочем, кидала, конечно, еще не знал, кто еще, кроме Ракиты, будет представлять на этих переговорах шадринских.
Беседа проходила в Тель-Авиве, в головном офисе одной из многочисленных фирм Гринберга. Меры безопасности наверняка бы сделали честь Форт-Ноксу, месту хранения золотого запаса Америки. Сперва Ракиту и Солоника просветили металлоискателем и предложили пройти под «аркой», какие устанавливаются в аэропортах. Затем на всякий случай обыскали и только после этого повели в кабинет Боруха Гринберга.
Вооруженная охрана бизнесмена хранила бдительность, не спуская с визитеров глаз. – Наметанный глаз Саши Македонского сразу же определил, что пистолеты-пулеметы «узи» сняты с предохранителей.
Борух Гринберг – невысокий, сутулый, с глубокими залысинами, похожий на комичного местечкового еврея-ростовщика, героя Шолом-Алейхема, был явно в настроении. Об этом свидетельствовала и не сходившая с лица довольная усмешка, и надменный взгляд, который он почему-то никак не мог зафиксировать на чем-то одном, и покровительственно-барские жесты. Весь его облик как бы говорил: присаживайтесь, господа российские бандиты, времени у меня не так уж и много, но так уж и быть, готов вас выслушать...
Первым начал Ракита. Выложив перед кидалой финансовые документы, он официальным тоном вновь напомнил о совместном проекте, о кредите, и о поддельном залоге, и о многом другом, после чего, вопросительно взглянув на собеседника, поинтересовался:
– Мы только хотим услышать еще раз: да или нет? Получит ли наш банкир деньги и обещанные проценты?
Гринберг для вида пошелестел бумагами и, отодвинув их, произнес:
– Бизнес – это всегда риск. И уж если человек человеку – волк, то бизнесмен бизнесмену – тем более. Никто не заставлял вашего банкира давать мне кредит. Никто не стоял над ним с пистолетом – мол, подписывай бумаги, а то убью. Он подписал сам и лоханулся, а значит – вы тоже, коли дали согласие. – Кидала немного помолчал, а затем добавил с подкупающей откровенностью: – Да, я кинул вас вчистую. Признаю честно. Хватит у вас ума и изворотливости – киньте меня в следующий раз.
Впрочем, на Ракиту эти слова никакого впечатления не произвели. Безусловно, он был готов к такому продолжению беседы.
– Господин Гринберг, – невозмутимо произнес он, – вы знаете, кто сидит слева от вас?
Тот с нескрываемым высокомерием взглянул на Солоника.
– Какой-то из ваших... Этих самых. – И он прищелкнул пальцами, подразумевая под «этими самыми» бандитов.
– Не совсем, господин Гринберг, – со значением продолжил шадринский. – Если мы с вами переговорим конфиденциально, вдвоем и без свидетелей, я вам кое-что объясню. В специальной комнате для переговоров, куда несколько удивленный хозяин пригласил одного Ракиту, они пробыли недолго – минут десять. Но когда Гринберг, пропустив гостя вперед, вышел в кабинет, его нельзя было узнать: куда только подевался наглый, уверенный в себе и своих неограниченных возможностях господин?!
Взглянув на Солоника так, будто бы это был, как минимум, шиитский фанатик-смертник, пришедший по его душу, Борух пробормотал растерянно:
– Зачем же так сразу?
– Вы знаете нас как серьезных людей, – пожал плечами Ракита. – Мы не стали бы приводить к вам самозванца. Не верите – наведите справки. Но повторяю, в этом деле наши интересы представляет и он – Александр Солоник, известный также как Саша Македонский.
Вскоре Гринберг немного совладал с собой – лишь волосатые, похожие формой на сосиски пальцы нервно барабанили по инкрустированной крышке стола.