— Ну вот, — улыбнулась она. — А теперь я дам вам один каштан.

Он схватил каштан и засмеялся. Но гораздо больше ему хотелось схватить ее в объятия.

Незадолго до ужина вошел отец и подсел к ним, но немного погодя взял свежий номер чикагской газеты и ушел читать в столовую. А потом мать позвала всех ужинать, и Юджин сел рядом со Стеллой. Его занимало все, что она делала и говорила. Когда ее губы шевелились, он наблюдал за тем, как они шевелятся. Когда обнажались ее зубы, он думал о том, какие они красивые. Светлый завиток у нее на лбу манил его, словно золотой пальчик. Только сейчас он понял всю прелесть выражения «золотистые пряди волос».

После ужина он, Миртл и Стелла вернулись в гостиную. Отец продолжал читать в столовой, а мать принялась мыть посуду. Миртл вскоре ушла помогать ей, и Юджин остался со Стеллой вдвоем. Теперь, когда они были одни, Юджин не решался говорить. Что-то в ее красоте сковывало его.

— Ты любишь школу? — спросила она, помолчав. Ей казалось неудобным сидеть молча.

— Не очень, — ответил он. — Там нет ничего для меня интересного. Я думаю бросить учение и начать работать.

— А что ты собираешься делать?

— Еще не знаю, — может, стану художником.

Впервые он признавался в своем честолюбивом стремлении. Зачем, он и сам не знал.

Но Стелла пропустила это признание мимо ушей.

— Я боялась, что меня не примут в выпускной класс, — сказала она, — но меня приняли. Директор школы в Молине написал здешнему директору.

— Они в таких случаях ужасно придираются, — сочувственно отозвался он.

Она встала и принялась рассматривать книги на полке. Он не спеша последовал за ней.

— Ты любишь Диккенса? — спросила она.

— Очень, — сказал он серьезно.

— А мне он не нравится. Он слишком длинно пишет. Я больше люблю Вальтера Скотта.

— И я люблю Вальтера Скотта, — сказал он.

— Сейчас я тебе назову одну книгу, которая мне очень нравится.

Она замолчала, губы ее приоткрылись. Она силилась вспомнить, название книги и подняла руку, словно хотела поймать его в воздухе.

— «Русое божество»! — воскликнула она наконец.

— Да, прекрасная вещь, — одобрил он. — Помнишь, как собираются принести в жертву Авахи?

— Да, и мне это понравилось.

Она взяла с полки «Бен-Гура» и стала неторопливо перелистывать книгу.

— Это тоже замечательный роман.

— Да, чудесный!

Они умолкли. Стелла подошла к окну и остановилась под дешевыми тюлевыми занавесками. Ночь была лунная. Деревья, в два ряда окаймлявшие улицу, стояли голые; трава была бурая, мертвая. Сквозь тонкие ветви, сплетавшиеся в серебряную филигрань, они различали огни ламп в других домах, светившиеся через приспущенные шторы. Человек прошел мимо, — в полумраке мелькнула его черная тень.

— Красиво, правда? — сказала она.

Юджин подошел ближе.

— Замечательно, — ответил он.

— Скорей бы настали морозы и можно было кататься на коньках. Ты любишь коньки?

Она повернулась к нему.

— Ну еще бы, — ответил он.

— Ах, как хорошо на катке в лунную ночь. В Молине я много каталась.

— Мы здесь тоже часто катаемся. Ведь у нас тут два озера.

Ему вспомнились ясные хрустальные ночи, когда лед на Зеленом озере трескался с глухим гулом. Вспомнились шумные толпы конькобежцев, далекие тени, звезды. Юджин до сих пор не встречал девушки, с которой было бы приятно кататься. Он ни с одной не чувствовал себя легко. Однажды он упал вместе со своей спутницей, и это чуть не отбило у него охоту ходить на каток. Со Стеллой ему было бы приятно кататься. Он чувствовал, что и она, пожалуй, охотно будет кататься с ним.

— Когда подморозит, можно будет пойти всем вместе, — осмелился он сказать. — Миртл тоже катается.

— Вот и чудесно! — захлопала в ладоши Стелла.

Она долго, не отрываясь, смотрела в окно, потом вернулась к камину и, задумчиво потупившись, остановилась перед Юджином.

— Как ты думаешь, твой отец не уедет отсюда? — спросил он.

— Он говорит, что нет. Ему здесь нравится.

— А тебе?

— Да… теперь и мне нравится.

— Почему теперь?

— Потому что раньше мне здесь не нравилось.

— Почему?

— Да потому, должно быть, что я никого не знала. А теперь мне нравится.

Она подняла глаза.

Он подошел чуть ближе.

— У нас славный городок, — сказал он, — но мне тут нечего делать. Я думаю в будущем году уехать отсюда.

— Куда же ты поедешь?

— В Чикаго. Я ни за что здесь не останусь.

Она повернулась к огню, а он подошел к ее стулу и оперся на спинку. Она чувствовала, что он стоит совсем близко, но не шевельнулась.

— Но ведь ты вернешься? — спросила она.