Дана сидела на столе, широко разведя ноги, а перед ней стоял какой-то парень в обтягивающей белой майке с короткими рукавами, подчеркивающие его мускулистые руки. Он обнимал Дану за талию, а она, обвив его шею руками, жадно вылизывала его ухо, иногда засовывая свой язык внутрь.

Предательство - последнее прибежище патриотов.

Гоша стоял, и смотрела на все происходящее, ничего не делая и не говоря. Он бы, наверное, и ушел так же молча, если бы парень его не заметил.

– Эй! Тебе чего?
– окликнул он Гошу.

Дана посмотрела испуганными глазами на Гошу.

– Иди, - ласково попросила она парня, проведя рукой по не менее мускулистой, чем его руки, груди.
– Я потом тебе все объясню.

Парень улыбнулся Дане. Потом перевел взгляд на Гошу, и улыбка превратилась в издевательскую усмешку. Было видно, что Дана для него лишь очередная девушка, с которой он переспит, а потом выбросит ее.

Он вышел.

– Не смотри на меня так, будто я во всем виновата...
– начала Дана, как только дверь за парнем закрылась. Она спрыгнула со стола и подошла к Гоше.

Гоша молчал. Дана попыталась прикоснуться ладонью к его лицу. Гоша перехватил ее руку и отстранил.

– Ты сердишься?

Гоша молчал.

– Ты меня не простишь?

Гоша вдохнул и с шумом выпустил воздух.

– А должен?
– спросил он.

– Не знаю, - пожала плечами Дана.
– Тебе решать.

Гоша ничего не ответил. Они помолчали немного. Потом Гоша, вдруг, сказал:

– Ладно... Я пойду...

Он повернулся, чтобы уйти, когда Дана спросила его:

– А ты зачем приходил?

– Какая теперь разница, - помолчав немного, ответил Гоша.

– Что-то случилось?
– с наигранным беспокойством спросила Дана.

– Нет. Что ты? Все хорошо.

– Если все хорошо, то зачем тогда надо было приходить?
– Дана заплакала.
– Это ты во всем виноват! Я не хотела с тобой расставаться! Если бы ты не пришел, то ничего бы и не узнал! И все было бы нормально. Это ты виноват!

– Хорошо... Я виноват. Только не плачь, - Гоша никогда не знал, что делать и какие слова говорить, когда кто-нибудь плакал.

– Зачем ты пришел?!
– у Даны начиналась истерика.

Гоша обнял ее за плечи и прижал к себе. Дана била его в грудь и постоянно повторял одно и тоже:

– Зачем? Зачем ты пришел? Зачем...

Через минуту она начала успокаиваться.

– Что теперь будет?
– окончательно придя в себя, спросила она Гошу, разглядывая его лицо, и прекрасно понимая, что так близко видит это родное лицо, с выразительными скулами и грустными глазами в последний раз. Она понимала, что на самом-то деле, ничего более родного у нее в жизни больше не будет.

– Найдешь себе парня. Не этого, - Гоша кивнул на дверь, в которую вышел парень в белой майке.
– А хорошего. Красивого. С зелеными глазами. Он будет тебя любить. А ты его. И все у вас будет хорошо.

– А ты?

– А я?
– Гоша задумался.
– А что я? Я ничего. Со мной тоже все будет в порядке.

– А ты меня любил когда-нибудь?

Гоша перестал обнимать Дану. Посмотрел на нее. Аккуратно вытер ей слезы. И пошел к выходу.

– Так любил или нет?!

– Слишком много вопросов для одного дня, - ответил он.

Как только он вышел, Дана села на пол и заплакала, как плачут матери, по не вернувшимся с войны сыновьям.

Гоша поехал в свой уже бывший дом, туда, где он жил с Даной. Это была ее квартира. Она досталось ей от бабушки, которая случайно, а может по причине старческого маразма, вписала в завещание внучку, которую за всю свою долгую жизнь видела только в младенчестве, когда та только родилась. Как бы там ни было, после смерти бабушки, Дана ушла из дома родителей и поселилась в квартире, ставшей ее собственностью. А еще через полгода она жила там уже не одна, а с Гошей. Дана не знакомила его со своими родителями. А он не знакомил ее со своими. Но не потому, что не хотел, а потому, что он сам с ними не был знаком.

Зайдя в квартиру, Гоша разулся, неторопливо вымыл руки. Включил электрический чайник. Однако, когда он вскипел, не стал заваривать чай. Некоторое время он смотрел в окно, а потом, будто его кто-то толкнул, пошел в комнату и стал собирать свои вещи.

Вещей было не так много: две пары джинсов (одни были на нем), серый свитер, несколько маек, две рубашки. Одну из них ему подарила Дана на их первую годовщину. Это была любимая рубашка Гоши, и поэтому он одевал ее только по праздникам, или другим редким случаям. Все эти, и еще несколько вещей он положил в большой черный пакет для мусора. Туда же он положил две потертые тетради, в которых вел свои дневники, и ветхую книгу. Книга была такая старая, что прочитать название было невозможно, а первые страницы были вырваны. Это было "Преступление и наказание" Достоевского. Гоша это помнил с тех времен, когда у книги была обложка. Для любого другого человека, эти желтые страницы не представляли ничего особенного. Для Гоши же это была тоненькая ниточка, связывавшая его с прошлым. Эта книга была с ним, сколько он себя помнил. Словно письмо из прошлого.