Тихие смешки пронеслись среди мужчин за спиной, мужчин таких же опытных как сам Башир, и даже Тумад, смеясь сквозь бороду, показал свои белые зубы. Все они и прежде побывали на войне, но никогда не были на такой странной, как эта. Озираясь, Башир сквозь деревья наблюдал за дорогой, но только в полглаза. Если говорить на чистоту, Тенобия действительно его волновала. Только Свет знает, почему Изар и другие все вместе решили бросить Запустение на произвол судьбы, и еще меньше, почему они сняли так много солдат, сколько по слухам, они привели на юг. Даже если эти слухи делить пополам. Несомненно, у них были свои причины, которые они считали вескими и правильными, и, конечно, Тенобия их тоже разделяла. Но он-то знал ее с пеленок. Он учил ее ездить верхом, наблюдал, как она росла, и преподнес ей Сломанную Корону, когда она заняла трон. Она была хорошим правителем, не слишком властная, не слишком легкомысленная, умная, если не всегда мудрая, храбрая, но не безрассудная. Однако сказать «импульсивная» было слишком мало, чтобы ее правильно описать. Несколько раз было бы мало даже слова «горячая». И он был почти уверен, почти на все сто, что помимо общей цели с остальными правителями, у нее имелась собственную цель, чтобы его найти. Это – голова Даврама Башира. И если это так, она вряд ли успокоится, еще разок отправив его в ссылку, если забралась так далеко. Чем дольше Тенобия несет кость в зубах, тем тяжелее будет убедить ее бросить. На лицо была проблема. Она должна быть в Салдэйе, охранять Границу Запустения, но он тоже должен быть там. Она могла дважды, по крайней мере, начиная с его прибытия на юг, обвинить его в измене за то, что он сделал, но он по-прежнему не видел иного способа решить проблему. Восстание – Тенобия, на выбор, легко могла так назвать подобное поведение – так вот, случай с «восстанием» имел бы ужасные последствия. Ему хотелось бы, чтобы его голова прочно держалась на шее как можно дольше. Да, это явная и щекотливая проблема.

Лагерь восьми тысяч легкой кавалерии, которую он сохранил после походов против Иллиана и Шончан, занимал больше места, чем лагерь на тарвалонской дороге, но нельзя было сказать, что он был растянут. Коновязи стояли ровными рядами, с каждой стороны от них располагались кузницы, протянувшись между одинаково строгими рядами больших серых и белых палаток, хотя теперь многие из них были в заплатах. По сигналу трубы каждый был готов вскочить в седло и на счет пятьдесят уже начать сражаться. Его капралы, которых он когда-то назначил, следили, чтобы все укладывались в этот счет без задержек. Даже палатки маркитантов и их фургоны, стоявшие в ста шагах к югу от прочих, были более организованными, чем лагерь осаждающих, словно они следовали примеру салдэйцев. По крайней мере, некоторые.

Поскольку он со своим эскортом подъезжал, солдаты в лагере забегали возле лошадей, будто сигнал уже раздался. Некоторые обнажили мечи. Голоса были обращены к нему, но при виде большой толпы мужчин и женщин, главным образом женщин, собравшихся в центре лагеря, он почувствовал внутри внезапный холод. Он пришпорил коня, и Быстрый в галопе рванул вперед. Он не знал, последовал ли кто-нибудь за ним или нет. Он не слышал ничего, кроме крови, стучащей в ушах, не видел ничего, кроме толпы перед его собственной остроконечной палаткой. Палаткой, которую он делил с Дейрой.

Добравшись до толпы, он не стал осаживать коня, а просто оттолкнулся от седла и продолжил бежать по земле. Он слышал, что люди говорили, не понимая, о чем они говорят. Они расступились перед ним, открыв проход к палатке, не дожидаясь, когда он их сметет с дороги.

Только возле полога палатки он притормозил. Палатка, достаточно просторная для размещения двадцати солдат, была переполнена женщинами, женами лордов и офицеров, но его глаза быстро отыскали собственную жену Дейру, сидящую на складном стуле посереди ковров, что служили полом, и холод исчез. Он знал, что однажды она умрет… Они оба когда-нибудь умрут, но единственная вещь, которой он боялся, остаться жить без нее. В этот момент он понял, что некоторые из женщин помогали ей снять платье, обнажив ее торс. Еще одна прижимала свернутую ткань к левой руке Дейры, и ткань становилась красной. Кровь бежала по руке сквозь ткань и капала с ее пальцев в чашу на ковре. В чаше уже набралось значительное количество темной крови.

Она увидела его в тот же самый момент, и на бледном лице засверкали ее глаза.

– Вот что бывает, когда нанимаешь на работу иноземцев, муж, – она сказала свирепо, потрясая в его сторону длинным кинжалом, зажатым в правой руке. Она была высокой как большинство мужчин, и даже на несколько дюймов выше его. И очень красивая. Ее лицо обрамляли черные, как крыло ворона, волосы с белыми прядями. У нее был командный голос, который становился властным, когда она была сердита. Даже если она едва была способна сидеть прямо без посторонней помощи. Большинство женщин были бы смущены, оказавшись голой по пояс перед таким числом народа, рядом с собственным мужем. Но только не Дейра. – Если бы ты не носился повсюду, словно ветер, мы могли бы вызвать несколько хороших слуг из наших собственных поместий, чтобы выполнять необходимую работу.

Ты что, поругалась со слугами, Дейра? – сказал он, нахмурясь. – Вот уж никогда не думал, что ты начнешь пырять их ножом. – Несколько женщин ответили ему прохладными, косыми взглядами. Не каждый муж с женой общались друг с другом таким образом, как он и Дейра. С тех пор, как они стали реже кричать друг на друга, некоторые стали считать их странной парой.

Дейра нахмурилась, затем коротко хмыкнула, от нечаянного смеха.

– Пожалуй, я начну сначала Даврам. И пойду медленно, так чтобы ты смог понять, – добавила она с маленькой улыбкой, делая паузу, чтобы поблагодарить женщин, которые белым льняным куском материи забинтовали ее обнаженный торс. – Я вернулась после моей прогулки и обнаружила двух странных мужчин, роющихся в нашей палатке. Они, естественно, вынули кинжалы. Я ударила одного из них стулом, и нанесла удар другому. – Поморщившись, она указала на руку. – Однако, не достаточно ловко, поскольку он сумел дотянуться до меня. Тогда вошли Завион и остальные, и эта парочка сбежала через разрез, который они сделали в стене палатки.

Несколько женщин мрачно кивнули, и схватились за рукояти кинжалов, которые они носили на поясе. Дейра мрачно продолжила:

– Я приказала им начать преследование, но они настояли на том, чтобы осмотреть мою царапину. – Руки были сняты с кинжалов, и лица покраснели, хотя ни одна не выглядела сколько-нибудь смущенной своим неповиновением. Они были в щекотливом положении. Дейра была их леди, поскольку он был их лордом, но даже если она называла это царапиной, то, возможно, могла истечь кровью, если бы, преследуя воров, они ее бросили одну. – Все равно, – продолжала она, – я приказала искать. Их будет не трудно найти. У одного на голове шишка, а другой в крови. – Она коротко, удовлетворенно поклонилась.

Завион, жилистая, рыжеволосая Леди Гахор, держала в руках иглу с вдетой ниткой.

– Если у вас не проснулся интерес к вышивке, милорд, – сказала она холодно, – то могу я просить, чтобы вы отошли?

Башир согласился, слегка наклонив голову. Дейре никогда не нравилось, когда он смотрит, как ее зашивают. И ему тоже не нравилось смотреть на то, как ее зашивали.

Снаружи он задержался, чтобы громким голосом объявить, что его леди жена чувствует себя хорошо, в данное время ей оказывают помощь, и что все должны вернуться к своим делам. Мужчины ушли, с пожеланиями здоровья леди Дейре, но ни одна женщина даже не пошевелилась. Он не стал их прогонять. Они все равно останутся, чтобы он им не сказал, пока не появится сама Дейра. Мудрый мужчина всегда старается избегать битв, которые он не только проиграет, но и будет выглядеть глупцом.