– На полу кровь!
– бросил офицер.

Старший из полицейских тоже увидел на пороге лужицу свежей крови.

– Колченогая собака! Ты хотел меня обмануть? Твои щенки заплатят мне за это...
– И, вытягивая из-за голенища плеть, он шагнул к занавеске, отделявшей мастерскую от "спальни", где из-под лоскутного одеяла таращили глаза два брата и сестренка Юсуфа.

Никто не успел заметить, откуда в руках у Мешади Самеда оказался тяжелый, с острым обушком паяльник. Гулкие удары маузеров загремели уже после того, как старший патруля, схватившись за рассеченный висок, ватной куклой свалился на земляной пол подвала.

В наступившей тишине отчетливо прозвучал разочарованный голос англичанина:

– Идиоты! Теперь его не допросит и сам сатана. А он мог кое-что рассказать.

Через полгода, когда над зданием Бакинского городского Совета вновь было поднято красное знамя, на Шемахинку приехали в автомобиле какие-то люди в военном, расспросив Юсуфа, получили от него спрятанный сверток и увезли с собой вдову Мешади Самеда. Соседи не успели даже как следует посочувствовать несчастной семье - слыханное ли дело, за полгода остаться без отца, без матери, - как та же машина привезла Ширин-баджи обратно, растерянную, ничего не понимающую, не знающую даже, радоваться ей или пугаться неожиданной вести.

В большом и красивом доме на Кооперативной улице ее встретили как близкую родственницу, усадили в мягкое кресло и прочитали длинную бумагу, из которой она узнала, что покойный ее муж был не простым ремесленником, а очень важным человеком. Мешади Самед будто бы оказал новой власти такие услуги, за которые эта власть станет пожизненно платить пенсию и ей, Ширин-баджи, и ее детям, пока они не вырастут, а кроме того, возьмет их всех в новую школу.

А еще через несколько лет бывший рабочий-нефтяник, позже - подпольщик и чекист Николай Семенович Гордеев пригласил Юсуфа, к тому времени уже закончившего школу, на работу в органы ОГПУ.

...За окном сгустились сумерки. Анатолий Максимович отложил последнюю газету, шумно вздохнул, потянулся, похлопал Мехтиева по колену.

– Все, Юсуф-джан. Давай-ка, брат, ужинать. У меня, между прочим, та-акие бычки припасены - пальчики оближешь.
– Расстегнув свою объемную полевую сумку, Волков извлек оттуда банку бычков в томате.
– Ай, какая рыба! Сам бы ловил, только консервы делать не умею. Да ты чего опять молчишь? О чем задумался?

– Об этом... О неизвестном.

– Еще одну версию прорабатываешь?
– Чуть усмехнувшись, предположил Волков.

– Нет, Анатолий Максимович, - очень серьезно ответил Юсуф.
– Другое у меня из головы не идет. Понимаете, на бека, на купца нарушитель никак не похож. Совсем простой человек с виду. Так какая сила его сюда погнала?

Волков помолчал. Потом зачем-то понюхал пеструю этикетку и отложил банку в сторону.

– Так, Юсуф, так, дорогой. И очень, брат, хорошо, что ты над этим задумываешься. Значит, взрослеешь, значит, созреваешь для нашей работы. Нам судьбы людские доверены. Разные. Совсем искалеченные среди них попадаются, есть и такие, что можно еще исправить. И за каждую мы в ответе. Очень человеческая у нас служба, брат.

– Анатолий Максимович, но врага ведь не переделаешь, на другую дорогу не направишь.

– Врагами не рождаются, Юсуф, врагами становятся. И от нас с тобой, между прочим, зависит, сколько их будет у нашей страны, каких и где. Человек ведь не сам себя делает. Сложно это, брат, очень сложно. Помню я...
– Не договорив, Анатолий Максимович резко поднялся, неслышно шагнул к двери купе, распахнул - в проходе никого не было.
– Заболтались мы с тобой, Юсуф-джан, недовольно проворчал он, возвращаясь на свое место.
– Давай-ка будем ужинать.

Но затронутая Юсуфом тема, видимо, всерьез заинтересовала Волкова. Взрезав карманным ножом жестяную крышку, он снова отставил консервы и несколько непоследовательно продолжал:

– Я вот сейчас газету смотрел - тревожно в мире. То здесь, то там на нашу страну огрызаются. А что, наши соседи по собственной инициативе лезут в свару? Думаю, нет, по чужой, заморской указке стали они нашу силу пробовать. Но уж если удается целую страну на авантюру, бессмысленную, кровавую, толкнуть, то отдельного человека, вроде нашего нарушителя, куда как проще. Тревожно, тревожно в мире, Юсуф. Старт мы взяли неплохо, только борьба эта не спортивная. Жестокая борьба, кровавая. И противник упорен. Не вышло в одном, пытаются в другом месте накалить обстановку. Сейчас берутся за наши края. Сам знаешь, как классовая борьба в Азербайджане обострилась, а ведь до тридцатого года в здешних деревнях много спокойней было.

– Анатолий Максимович, а почему раньше кулаки только втихую решались вредить, а теперь открыто, с оружием выступают, банды организуют? Ведь Советская власть их с самого начала ограничивать стала.

– Теперь иностранные разведки у нас разве что на кулака и могут рассчитывать. Изо всех сил стараются они раздуть бандитизм, хоть этим нам навредить. Взять хотя бы случай с засылкой людей в помощь кулацкой банде, о которой Орлов говорил.

– Значит, выходит, Анатолий Максимович...

– Выходит, Юсуф, - твердо прервал его Волков, - что пожуем мы сейчас да приляжем на часок-другой. С вокзала прямо в управление ехать придется, а когда оттуда выйдем, никому не известно.