Вот она — мечта малолеток. И почему у меня не было компьютера в четырнадцать. В те годы, когда я маялся поллюциями, разрисовывая простыни по ночам мокрыми пятнами.

Я вздохнул, вспоминая. Закурил.

— Сколько же лет мне было тогда, Мерлин?

Сколько лет было, не помню. Но помню, что когда в постели появились пятна, сразу попытался уловить связь между ними и женщинами. Потому что подметил лишь стоит во сне прикоснуться к любому привидевшемуся девичьему телу, как тут же внутри меня образовывается горячий шар, сладко извергается наружу. И — раз — я ощущал внизу сырость. Но крепкий детский сон вновь брал свое и только утром, увидев высохшее пятно, я вспоминал ночное видение, ощущение.

Самостоятельно объяснить себе объединяющую два факта связь не выходило. И тогда я опросил друзей. Покопался в журналах и книжках. И, наконец, четко ответил себе:

— Брат, это всего-навсего поллюция.

Я созрел, как мужчина. Но так как еще не занимался сексом, то сбрасывал вырабатываемый организмом секрет через сны — ночные фантазии мозга.

У девочек — менструация. У нас — поллюция. Каждый мается своим. Девочки уверены, что поллюция приятнее. И я согласен с ними. И не думаю, чтобы какой-нибудь мужчина захотел поменяться ролями с женщиной. Кто по собственной воле захочет кровоточить несколько дней каждого месяца, страдая при этом от головной боли и прочих не самых приятных ощущений. Нет, уж лучше поллюция. Хотя, конечно, еще лучше обычный, нормальный секс.

К нему я продвигался поэтапно, взрослея. Пятна на простынях. Реальные прикосновения к талии и плечикам на школьных танцах — все тех же имитациях будущего секса. Потом поцелуй в щечку девочки, которую осмелился проводить. А вот и поцелуй в губы старшей сестры приятеля — ей надо было на ком-то потренироваться перед встречей со своим парнем. И вот поцелуй в засос — это уже со своей девчонкой. Так, мусоля губы часами, мы показываем друг другу, что кое-что умеем. Трогаю грудь. Бедра. Нащупываю то, что между ними. И рвусь туда, но… Девчонки не пускают:

— Нет, нет, нет…

А горячий шар уже просто поселился во мне. Я чувствовал его пульсацию постоянно. И днем и ночью, и утром и вечером. Он был во мне. Он меня напрягал. У меня неутомимо стоял. В понедельник, во вторник, в среду, в четверг, в пятницу, в субботу, в воскресенье. И только поллюции давали мне небольшую передышку. Облегчившись, разрядившись ночью, я наконец мог заниматься уроками и не думать о девчонках. Целое утро. Целый день. Целых два дня. Но потом, потом смотрел в книгу и видел… В учебнике по географии — толстые зады туземок… В учебнике по геометрии — стройные ножки… В учебнике по физике электроны пытаются совокупиться с нейтронами…

В штанах у меня было тесно. И на уроках я больше смотрел не на доску, а на одноклассниц — рыжих, темных, светлых, сисястых и не очень. Глядел на них и не мог оторваться. Я ползал по ним взглядом. Целовал. Щупал. Обнимал. Сжимал. И мне хотелось, хотелось, хотелось. Хотелось того, что я уже знал от других пацанов, из книжек, из кино: мне хотелось трахаться. Жутко хотелось. Такая беда…

Тогда я был готов оплодотворить любую особь женского пола. Красивую. Не красивую. Здоровую или больную. Ровесницу или взрослую. Первым или двадцать седьмым. Лишь бы вставить и извергнуть — освободиться от тяжелого горячего шара…

Я закурил еще одну и задумался о том, что хорошо бы сделать такие специальные публичные дома или спецотделения для мальчиков. Чтобы в этих заведениях молодые организмы без стеснения освобождались, сбрасывали с себя нелегкую ношу озабоченности. И, кстати, в этих домах их также культурно лишали бы невинности.

А что? Я бы сам в такое заведение своего будущего сына отвел. Чтоб он не мучался как я. Чтоб у него не было в дальнейшем проблем из-за отсутствия практического опыта. И чтоб ни у кого не было проблем с ним. Ведь первые попытки кончаются очень по-разному. И благополучно, и не совсем. «В моей голове гормональный дурман…» — из песни строки не выкинешь. И маются пацаны, и лезут на кого ни попадя.

Помню, в параллельном классе посадили девятерых мальчишек за групповое изнасилование бомжихи. Будь я вместе с ними в тот момент. Движимый исключительно диким желанием засунуть. Устоял бы я? Или пошел бы вместе с компанией на детскую зону? Каким бы вышел оттуда?

Все пацаны озабочены. Природа их подсадила на гормоны. И мальчики рвутся к девочкам в трусы. А тем пока еще только хочется, что б им всякие слова красивые, ласковые говорили. Ну, за ручку повели. Ну, поцеловали. Ну, потрогали. Но отдаться решится не каждая:

— Нет, нет, нет…

А зачем им? У них такой уж большой нужды нет. Пока. Желание появится гораздо позже. Тогда, когда мальчики станут мужчинами, научатся себя контролировать и делать (или не делать) детей не случайно. Да, озабоченный своим внутренним освобождением, пацан кончает, вообще ни о чем не думая, ничего не соображая. Лишь бы извергнуть из себя побыстрее. А от этого обычно бывают дети — у детей появляются дети…

А мне повезло. Моя девчонка была хоть и не старше, но куда опытнее. Впустив в себя, приняла противозачаточную пилюлю. А потом, когда я перестал походить на тупого заводного кролика, научила пользоваться презервативом. И кое-чему еще, о чем не говорят. Чему не учат в школе. В моей, по крайней мере.