Может быть он с ней пять минут назад на улице познакомился? May be («может быть»). Но я не побегу сейчас на улицу приставать к бедным женщинам. Они ведь выползли из своих убежищ утром выходного дня явно не с целью удовлетворения гормональнопереполненных мужиков.

Затушив очередную сигарету, я берусь за записную книжку — есть женщины в наших московских округах: Западном, Северном, Восточном и Южном. Хотя романы все давно окончены, и видеться надолго ни с одной не хочется, но на часок-другой никуда не денешься, придется. А потом снова простимся.

Жаль, что Зойка ушла. Но я не мог ее задержать. Поставила вопрос ребром:

— Ты женишься на мне или нет?

Я ей честно сказал:

— Не знаю.

И Зойка тут же собрала манатки:

— Когда будешь знать — позвони.

Значит, если позвоню, то как бы принимаю на себя торжественное обязательство жениться. Нет уж, попробуем что-нибудь другое. Открываю первую страницу записной книжки. Буква «А»: Алена, Аленка, Аленушка… «Девушка с распущенной косой мои губы трогала губами…» Да, когда она распускает свои пшеничные волосы по спелой груди, то прямо жуть как забирает.

Звоню. Трубку снимают, но голос не Алены — ее отца:

— Только что ушла…

Она — медсестра. И нынешний выходной для нее, скорее всего, рабочий день.

Дежурит за себя, а может кого подменяет. Раз нет мужика под боком… А может Алену там какой симпатичный больной ожидает? Завалит ее на кушетку… Эх, позвони я пораньше, может быть все по-другому вышло…

«Вера». «Ты помнишь, как все начиналось, все было впервые и вновь…» Да, кроме новизны в первые две недели нашего романа, больше ничего и не было. Вера оказалась невозможно банальной во всех своих умственно-физиологических проявлениях. Но на безрыбье и лягушка — рыба…

Набираю номер. Занято… Снова занято… С кем это она так долго с утра болтает… Занято… Занято… А может просто телефонная трубка снята, чтоб никто не мешал, если она с кем-нибудь чем-нибудь в данный момент занимается?

«Галя». «У ней такая маленькая грудь, и губы алые как маки…» Два года уже не звонил. С лишним. Это, наверное, слишком. Кто там у нас следующий?

«Женя»… «Я пью, а мне мало…» Да, может пару бутылок шампанского оприходовать. Но даже и после такого возлияния будет по-скотски неутомима в плотском.

Блин, не берет трубку. Вообще-то Женька спит крепко. Особенно после. Еще звоню. Не берет. Была бы рядом, я ее быстренько бы на ноги, как надо, поставил.

«Зина»… «Ах, Зина, Зина, Зиночка, а что-то как корзиночка…» Туда я звонить не буду. Она имена всех своих мужиков путает. И даже меня умудрилась назвать Юрочкой. Я ушел. А такое редкое ныне имя. И эта… как корзиночка, точно…

«Ира». «Хорошего человека должно быть много…» Да, весьма габаритная малышка (метр шестьдесят на семьдесят килограмм). Ну-ка, подними трубку. Ага — она:

— Леша? Вот не думала. Извини, я — не одна…

Свято место пусто не бывает. Кому-то там сейчас рядом с мягкой Иркой очень хорошо.

«Катя». У нее груди, как копья — заостренные. Втыкаются в тебя твердо и сладко… Нет, не буду звонить. Я ей звонил как-то перед Зойкой. Она тогда мне высказала:

— Что? Чешется? Сам почеши, у меня других дел полно.

Потом смилостивилась:

— Ну, ладно, сейчас приеду.

Снова ее просить. Нет уж…

«Л». Лелька, моя милая безотказная Лелька. «Прости-прощай, мы расстаемся вновь и вновь…» Никто не берет трубку. Ах, жаль. Лелька всегда и на все для меня согласна. Хотя укоряет и обзывает «озабоченным»:

— Лешик, у тебя все время одно и то же на уме. Могли бы в гости сходить, просто погулять, или посидеть поговорить. А тебя все время тянет в кровать, да хоть в кусты…

Всех тянет в кровать или в кусты. Да, народ поголовно притворяется, что его не тянет, что у него не чешется. А мужики так глазами и клацают, а бабы так и вертят всем, что вертится. А на словах: «Думаю, конечно, в первую очередь о семье, о работе, о любви, о дружбе…» Ага, прежде всего всех заботит одно — хорошенькая случка.

Все только притворяются. Говорят одно, а чувствуют внизу — другое, теплое, разгорающееся. Самые убогие пытаются гасить свою страсть изнуряющими молитвами, садово-огородным истязанием, лекарствами, наконец. А нормальные люди просто следуют природе, которая, как известно, мудра, и если предписала человеку заниматься этим, то никуда не денешься — возьмешься за гуж.

Секс облагораживает. Человек разрядившийся — добр, с гладким лицом, с теплыми глазами. Он может слушать и внимать. Он живет дольше, даже не занимаясь спортом. Ведь, нагрузка на организм при регулярном сексе та же самая, что и при, скажем, многократных прыжках в длину или забеге на нехилую дистанцию.