А после Кати — тоскующая без мужа Лена. Затем мстящая изменщику Валя. Марина с догом Мишей…

К вечеру пятницы я закончил третью часть. Поплевал виноградными косточками в голубой экран. Потом курил у окна. Смотрел сквозь двор. Завтра суббота. Мы ни о чем не договаривались с Ней. Но я знал, что мы увидимся. Почему? Зачем?

Я так и заснул с этими вопросами. И увидел до оргазма знакомый сон.

Мы вышли из кинотеатра. Прямо на Тверскую. Туда, где обитают быстрые машины. Они могут домчать нас, куда наши души и тела пожелают.

Я поднял руку, голосуя. А сам не отрывал взгляда от Мерлин. Свет фонаря освещал ее в упор как прожектор. Ветер играл роскошными светлыми волосами, распахивал шубку, пробегая по рвущимся из-под белого платья груди и бедрам. Сердце мое билось пламенным дизелем. Я сам хотел быть этим наглым теплым весенним ветром.

Мерлин улыбнулась:

— Мы едем к тебе?

Я как-то и не подумал о таком варианте:

— Ко мне? Может, лучше в твою гостиницу?

Она тут же безоговорочно прижалась:

— Нет, там репортеры, поклонники. В гостинице скучно. Хочу к тебе, мой милый русский.

— Ты хочешь ко мне…

Но у меня, у меня… У меня всего лишь однокомнатная малогабаритная квартира. И дело даже не в размере, а в том, что в ней никто не убирался с тех пор, как ушла Зойка. Там жуткая пылища. Там по углам и по креслам раскиданы грязные носки, рубашки, штаны и еще хрен знает что. Телевизор заплеван виноградными косточками. А кухня завалена заплесневевшими тарелками и сковородками, яичной скорлупой, сигаретными бычками в томате, оставшемся в консервных банках. А в ванной мутные брызги и потеки сверху донизу… Привести туда Мерлин?

— Я не могу… Это ужасно… Ты не представляешь, что это такое — берлога одинокого мужчины…

Но Мерлин закусила губку:

— Но я хочу, хочу «рашн экзотик». Зачем я летела сюда? Я хочу делать это в русской берлоге, с русским медведем…

Крыть было нечем:

— Хорошо. «Лет ит би…» Пусть будет так…

И мы обнялись и поцеловались. Я опустил руку. На грудь Мерлин. И тут же рядом взвизгнула тормозами машина:

— Куда вас?

— В Кунцево.

Авто рвануло с места. А я рванул что-то на Мерлин, прорываясь вглубь к теплому, к мягкому и упругому.

За минуты, которые мы мчались по затемненной Москве, я истискал ее сверху донизу, вдоль и поперек. Да и Мерлин не отставала — засунула мне руку в ширинку. Я аж застонал сквозь наши стиснутые губы. А шофер тут же тихо ржал.

Снизу пошло такое тепло, что я испугался опередить события, и отстранил ее:

— Подожди, Мерлин, не торопись.

Она сделала изумленные глазки:

— Но я хочу, хочу тебя.

— Здесь? — вздрогнул я.

Мерлин подтвердила:

— Да, здесь. Здесь, здесь…

— Полсотни баксов, — осклабился таксист, — не вопрос.

За Мерлин не жалко полсотни. Но заниматься любимым делом у этого типа на глазах, зыркающих на нас в зеркало заднего вида?

Я вгляделся в темноту улицы и облегчено вздохнул, увидев знакомый забор:

— Но мы уже подъезжаем, Мерлин.

Я внес ее благоухающую «Шанелью» в наш заплеванный и зассанный лифт. Чтобы она не промочила свое белое платье в зловонной слякоти, поднял повыше. На уровень трех букв, искусно выгравированных местным художником.

Ее локоны щекотали мою шею. Лифт тронулся. Быстрей, быстрей, а то ей приспичит прямо здесь, в зловонной клетке.

Мы вломились в квартиру. Я опустил Мерлин на пол. Она, видимо обезумившая от подъездных запахов, тут же ринулась к окну. Распахнула его. Наглый теплый весенний ветер рванул к ней под платье. Белое одеяние вздулось, раскрылось парашютом, обнажив ее ножки и трусики.

Я не дал платью опуститься. Без всяких причудливых прелюдий схватил и бросил Мерлин в свою несвежую постель.

— Лучше поздно, чем никогда, — сказала она без акцента, закатывая глаза и выгибая спину.

Я замер и вгляделся в лицо. Черт, это была не Мерлин — Рыжая…

Я проснулся. Несмотря на то, что в комнате было темно. Мне показалось, что Мерлин смотрит на меня со стены с укором. Снова заснул.

Рыжее солнце ударило в глаза и разбудило. Встал, не глядя в сторону портрета. Умылся. Позавтракал. Аккуратно оделся. Начистил туфли. Как будто в театр собрался, а не в магазин.

И она определенно тоже готовилась к «шопингу». Пришла в то же самое время. И одета, кажется, в этот раз как-то неуловимо особенно.