И так же внезапно, как начала, она умолкла. В комнате стояла тишина. Смертельная тишина.

Только из-за двери, где статуей застыла Надежда Петровна, слышалось тихое причитание:

– Что это с тобой, моя деточка... что с тобой? Что с тобой случилось?

Но никто не желал смириться с этой тишиной. Взгляды всех были обращены к Гюльназ. Гюльназ уходила, ничего не беря с собой, уходила из этого мира, в который пришла с наивысшим сокровищем - любящим сердцем.

Ее правая рука потянулась к тумбочке, где лежал букет цветов, принесенных Даниловым.

– Сергей Маркович... Вы мне и маки принесли? Где они? Я хочу их видеть...
– Но рука ее не смогла дотянуться до букета цветов. Эта рука, поднявшаяся в воздух мотыльком, опустилась, словно подстреленный журавль.

Взгляды Данилова и доктора Салимы скрестились. Оба невольно посмотрели на букет. Среди этого разноцветья не было только мака.

* * *

В стороне от берега, в тени старой липы, спокойно покачивающей ветвями, на свежеокрашенной железной скамейке сидела старая женщина - Надежда Петровна. В руках у нее был букет цветов. Она шла навестить могилу Гюльназ.

* * *

На небольшом холмике, воронкообразно спускающемся к морю, пролегла узкая тропинка. По этой тропинке к морю медленно шли доктор Салима, прижимая к груди закутанного в белое, как облако, одеяло ребенка, и Данилов с большим букетом цветов в руках. Над их головами летали чайки.

Небо было безоблачным. Море спокойным. И одинокая могила на его берегу.

Был воскресный день. Обычный день, ничем не отличающийся от других дней.

Но если бы Гюльназ была жива, она и его, наверное, назвала бы "днем любви".