Шрифт:
– Где это место?
– Где-нибудь поблизости, в горах. Нагваль говорил, что на этом месте есть естественная трещина. Он сказал, что определенные места силы являются дырками в этом мире. Если быть бесформенным, то можно пройти через такую дырку в неизвестное, в другой мир. Тот мир и этот, в котором мы живем, находятся на двух параллельных линиях. Есть шансы, что всех нас в разное время брали в другой мир через эти линии, но мы этого не помним. Элихио находится в том, другом мире. Иногда мы достигаем его при помощи сновидения. Жозефина, конечно, самый лучший сновидящий из нас. Она пересекает эти линии ежедневно, но то, что она сумасшедшая, делает ее безразличной, даже туповатой, поэтому Элихио помог мне пересечь эти линии, считая, что я более разумна, но я оказалась такой же тупой. Элихио хочет, чтобы мы вспомнили нашу левую сторону. Соледад говорила мне, что левая сторона – это линия, параллельная той, на которой мы сейчас живем. Потому что, если он хочет, чтобы мы вспомнили, мы должны были там побывать, и не в сновидении. Вот почему все мы время от времени несем какую-то чертовщину.
Ее заключения были логичными, учитывая те исходные данные, которыми она располагала. Я знал, о чем она говорит. Эти случайные, необоснованные воспоминания отдавали реальностью повседневной жизни, и тем не менее, мы не способны были для них найти ни временной последовательности, ни хоть какого-нибудь промежутка в непрерывной последовательности наших жизней.
Горда села, откинувшись на кровать. В ее глазах была измученность.
– Что меня беспокоит, так это вопрос, что делать, чтобы найти это место силы, – сказала она, – без этого места нет возможности для нашего путешествия.
– Что меня заботит, так это то, куда я собираюсь везти всех вас и что я собираюсь там с вами делать.
– Соледад говорила мне, что мы поедем на север до самой границы, – сказала Горда. – а некоторые из нас, пожалуй, еще дальше на север. Но ты не поедешь с нами. У тебя другая судьба.
Горда на минуту задумалась. Ее лицо скривилось от попытки привести мысли в порядок.
– Соледад сказала, что ты возьмешь меня, чтобы я выполнила свое предназначение. Я – единственная из всех нас, кто находится на твоем попечении.
Должно быть, по моему лицу разлилась тревога. Она улыбнулась:
– Соледад сказала мне также, что ты закрыт заглушкой, – продолжала Горда, – но что иногда ты бываешь нагвалем. Все остальное время, по словам Соледад, ты подобен сумасшедшему, у которого временами проясняется сознание, а затем он опять возвращается к своему безумию.
Донья Соледад подыскала очень подходящие слова, чтобы описать меня, такие, которые я мог понять. Должно быть, по ее мнению, у меня был такой проблеск сознания, когда я знал, что пересек параллельные линии. Тот же самый момент, однако, по моим собственным стандартам, был самым абсурдным. Мы с доньей Соледад были явно на разных уровнях мышления.
– Что еще она говорила тебе? – спросил я.
– Она говорила, что я должна заставить себя вспомнить, – сказала Горда. – она совсем выдохлась, пытаясь поднять на поверхность мою память, именно поэтому она не могла поподробнее заняться тобой.
Горда поднялась. Она была готова к выходу. Я повел ее прогуляться по городу. Она, казалось, была очень счастлива. Она ходила с места на место, наблюдая за всем, насыщая свои глаза миром. Дон Хуан давал мне такую картину. Он говорил, что воин ждет и что он знает, чего он ждет, а пока он ждет, то насыщает свои глаза миром. Для него окончательное выполнение задачи воина было радостью. В тот день в оасаке Горда следовала учению дона Хуана буквально.
В конце дня после захода солнца мы уселись на скамейке дона Хуана. Первыми показались Паблито, Бениньо и Жозефина, а через несколько минут к нам присоединились и остальные трое. Паблито уселся между лидией и Жозефиной, положив свои руки им на плечи. Они опять переоделись в свою старую одежду.
Горда поднялась и начала рассказывать им о месте силы.
Нестор рассмеялся над ее словами и остальные к нему присоединились.
– Никогда больше ты не заставишь подпасть нас под твое начальство, – сказал Нестор. – мы свободны от тебя. Прошлой ночью мы пересекли границы.
Горду это не затронуло, но остальные рассердились. Я громко сказал, что хочу поподробнее узнать о тех границах, которые мы пересекли прошлой ночью. Нестор объяснил, что это относится только к ним. Горда не согласилась. Казалось, они были на грани схватки. Я отвел Нестора в сторону и велел ему рассказать о границах.
– Наши чувства создают границы вокруг чего угодно, – сказал он. – чем больше мы любим, тем сильнее границы. В данном случае мы любили свой дом. Прежде чем уехать, нам пришлось забрать свои чувства назад. Наши чувства к своему дому доходили до вершины гор на западе нашей долины. Это была наша граница, и когда мы пересекли вершины гор, зная, что никогда не вернемся назад, мы эти границы сломали.
– Я тоже знал, что никогда не вернусь туда, – сказал я.
– Ты не любил эти горы так, как любили мы, – сказал Нестор.
– Это еще нужно посмотреть, – загадочно бросила Горда.
– Мы были под ее влиянием, – сказал Нестор, поднявшись и указывая на Горду. – она держала нас всех за шиворот. Теперь я вижу, насколько мы были глупы в отношении ее. Мы не можем плакать над разлитым молоком, но мы больше не попадемся.
Лидия и Жозефина присоединились к Нестору и Паблито. Бениньо и Роза смотрели так, как будто вся стычка их совершенно не касается.