– Берегись, - закричал он, - беги, беги!

Жандарм увидел, как на губах юноши вздулись пузыри от последнего вздоха.

– Спасайся!
– закричал солдат из последних сил.

Жандарм полевой жандармерии Якоб Каумиц увидел, как лопнули пузыри на губах молодого солдата.

– Это же жандарм, - вдруг сказал себе юноша.

Действительность вновь ворвалась в его сознание, как молния. Он ощутил ее, как острый луч, насквозь пронизывающий его мозг, и он закричал от боли.

И, рыча от боли, он увидел прямо над собой лицо жандарма. Это лицо неотвратимо надвигалось на него, неотвратимо, как месть. Молодой солдат увидел белки в приближающихся глазах, и вдруг он увидел, как эти глаза гаснут, и увидел, как жандарм падает.

"Солнце заходит, - подумал он.
– Глаза гаснут".

Что-то сверкнуло, упало, рухнуло, взорвалось, ударило его всей тяжестью - это на его тело обрушился труп жандарма, и металлический нагрудный знак залила кровь.

Лейтенант отбросил в сторону камень, которым он пробил череп жандарма. "Извини, камрад, - пробормотал он, - но свидетели мне не нужны". Он снял мундир, фуражку и офицерский ремень и повернулся к молодому солдату. Он оттащил в сторону труп жандарма, расстегнул мундир молодого солдата, приподнял расслабленное тело умирающего, снял с него солдатский мундир и снова бросил труп на землю. Он снял солдатский ремень и фуражку, снял плакатик с надписью: "Я трус, отказавшийся защищать Германию от варваров", снял с его шеи оборвавшуюся веревку и надел петлю себе на шею. "Это мне пригодится у русских", - сказал лейтенант сам себе. Он надел на себя форму молодого солдата, она оказалась хороша ему. Потом он вынул бумажник из своего мундира, достал офицерское удостоверение, разорвал его, достал пачку фотографий и их порвал тоже, потом он вырыл яму в рыхлой лесной почве и закопал клочки. Закончив эту работу, он вытащил из мундира, который теперь был на нем, солдатскую книжку молодого солдата и прочитал то, что в ней было записано. "Антон Шельц", - прочитал он вслух, чтобы запомнить, и молодой солдат, который безмолвно умирал, вдруг услышал свое имя. И он закричал:

"Здесь!" "Профессия - студент художественной школы", - прочитал лейтенант и пробормотал: - Ну что же, все правильно. Таких типов не жаль!"

– Антон Шельц - я! Здесь!
– беззвучно прокричал студент художественной школы.

– "Родился 18 февраля 1926 года в Бермбахе, в Гарце, - продолжал читать лейтенант, расхаживая взад и вперед, чтобы лучше запомнить.
– Антон Шельц, студент художественной школы, родился 18 февраля 1926 года в Бермбахе, в Гарце".
– И, повторяя это, чтобы запомнить, он медленно уходил от высоты и думал при этом: "Уеду в Аргентину, если не повезет, завербуюсь в Иностранный легион.
– И он повторял, запоминая: - Студент художественной школы, Бермбах, Гарц".

И умирающий видел, как лейтенант уходит, и тогда внезапно, напрягая в последний раз все силы ума и души, он все понял. "Боже, дай мне еще одну жизнь, я знаю теперь, что я должен делать!" Но тут он почувствовал, что последние силы оставляют его.

Перед его глазами предстала смерть.

– Не хочу!
– беззвучно выдохнул он.

– Тебе больше не будет больно, - ответил вкрадчивый голос смерти.

– Я хочу жить! Теперь я знаю, зачем жить!
– кричало его сердце.

Смерть встала перед ним, и ее тень, высокая, как вершина самого высокого дерева, скользнула по глазам молодого солдата. Но молодой солдат еще раз пересилил смерть. Тускнеющими глазами он увидел, как лейтенант вошел в лес с его плакатом на груди, с его петлей на шее, с автоматом за спиной, и он увидел, как из леса внезапно вышли русские и как лейтенант с петлей на шее и плакатом на груди заученным движением сорвал автомат с плеча и направил его на русских, и он увидел, как лейтенант упал, и он услышал грохот выстрелов, и он с благодарностью подумал: "Хорошо!" И тут тень с шорохом надвинулась на него, и со вздохом, погружаясь в ее темноту, молодой девятнадцатилетний солдат умер в богемском лесу, над которым в безоблачном небе сияло майское солнце.