То руки владельцев, нежны и грубы,

Касаются выступов и углублений,

Мореного дуба, старинной резьбы

И медной скобы.

Рука за рукой, все бледней и бледнее:

Как будто бы в зеркале отражена

Свеча - и другая, и третья за нею,

Все тоньше, прозрачней, все дальше она

В тумане видна.

На выцветшем круге часов над камином

Порою мне видится издалека,

Как стрелку минутную кто-то подвинул

Движением зыбким, как взмах мотылька,

Коснувшись слегка.

И струны на грифе старинной виолы

Как будто бы кто прижимает опять,

И древние жилы гудят, словно пчелы

На летнем лугу.
– Но смычка не видать,

Что мог бы играть.

А в темном углу за жестянкой с огнивом

Лицо возникает при свете огня:

То меркнет, как факел во мраке дождливом,

То вспыхнет, как искра из-под кремня,

Напротив меня...

Нет, надо вставать, приниматься за дело!

И вправду на свет бесполезно рожден

Глядящий так долго, так оцепенело...

И сам не заметит, как в муторный сон

Провалится он.

Перевод Г. Кружкова

ПОЛЕНЬЯ В КАМИНЕ

Памяти сестры

Беззвучно мигая, огонь по полену ползет,

А это была

Прекрасная яблоня, нам приносившая из году в год

Плодов без числа.

Развилка, куда я рукой добирался сперва,

А после ступней,

Влезая все выше и выше, - черна и мертва,

Дымит предо мной.

И тлеет кора, становясь постепенно золой,

На месте увечном ствола,

Где сук был обрезан и рана сочилась смолой,

Пока она не заросла.

И той, с кем я вместе карабкался, зыбкая тень

Встает из могилы своей

Такой, как на гнущейся ветке стояла в тот день,

Сощурясь от ярких лучей.

Декабрь 1915

Перевод Г. Кружкова

ПОД ВЕТРОМ И ЛИВНЕМ

Они в гостиной поют,

Почти погасив огни:

Сопрано, тенор и бас,

И гость у рояля.

В потемках - сияние глаз...

О время, повремени!

Листва осыпается в пруд.

Дорожки, заросшие мхом,

Пропалывают они,

Чтоб стало в саду веселей,

И ставят скамейку

Под сенью трех тополей...

О время, повремени!

Далекий катится гром.

Они садятся за чай

В садовой свежей тени,

По-летнему стол накрыт,

Гуляют фазаны,

За лестницей море блестит.

О время, повремени!

Промчалась чайка, крича.

В свой новый высокий дом

Переезжают они,

Картины, стулья и бра

Лежат на лужайке,

И пропасть иного добра...

О время, повремени!

Их плиты изрыты дождем.

Перевод Г. Кружкова

КАНУН НОВОГО ГОДА ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ

1

Бессознательный страх

И плесканье огня,

И рыданье часов,

И отставшая дранка на крыше.

И ослепшая ночь что-то глухо поет:

Тянут сосны усталую песню забот.

2

И все так же в ушах

Крови гул-толкотня,

И раскачка ветров

Старый кованый флюгер колышет,

И никто ко мне в дом не придет.

3

Медлит срок на часах,

В чем-то полночь виня,

Я снимаю засов,

Жду и, кажется, слышу

Мой Неведомый год.

4

Кто-то скачет в полях

Или, сталью звеня,

Смерть примчалась на зов?

Конь безумием дышит,

Твердь копытами бьет.

5

Но ни тени в дверях.

Но не кличут меня.

Только цокот подков

За калиткой все тише,

И вот-вот пропадет.

6

Кто там канул в полях?

Не узнать, не понять.

Лишь, совсем еще нов,

Народившийся год еле дышит,

Стон разжал ему рот.

7

"Больше слез на глазах!

Недородов! Огня!

Непосильных трудов!"

Видно, это Судьба нам предпишет,

Чтобы всадник скакал все вперед,

К истомленной Европе, под горькую песню

забот.

1915-1916

Перевод Г. Русакова