Шрифт:
Иоскега молчал.
– Но кому передать все это? Вокруг - ни одной достойной фигуры.- Болт поставил бокал и обнял себя руками за плечи. Тяжелый взгляд нашел уклончивые глаза Иоскеги.
– Ты догадываешься, зачем я тебя позвал?
Иоскега страшно побледнел.
– Тебе никогда не хотелось стать?..
– Нет, нет, нет! Ни на мгновенье! Ни желания, ни самой далекой мыслишки, клянусь!
– Ты говоришь так, будто в желании стать первым есть что-то постыдное. По-твоему, я должен стыдиться своего места?
– Нет, нет!
– Своих поступков?
Иоскега издал сдавленный писк и замотал головой.
– Своих людей?
– Ни в коем случае!
– А вот тут ты перестарался. Они дерьмо. Потому я и не вижу среди них своего- преемника. Есть достаточно умные, довольно изобретательные, весьма распорядительные, но...
– Зачем тебе думать о преемнике?
– Но ни один не одухотворен идеей! Я знаю единственного человека на планете, достойного воспринять мою власть и мою муку.
Иоскега отпрянул. Затрещал стул.
– Ты шутишь, Цесариум!
Болт посмотрел на него с удивлением.
– Ха-ха! О Боже, нет, мой милый. Не о тебе речь. Ты давно видел Кунмангура?
– Ты же знаешь, как я живу. Разве могу я встречаться со Слугами? Кто меня допустит к самому Кунмангуру?
– Придется тебе приблизиться к нему. Я хочу убедиться, что он достоин моего выбора.- И после паузы добавил: - Кто лучше моего друга справится с таким щепетильным заданием?
– Но Кунмангур и без того твой преемник по положению, второй человек на планете, достойнейший Слуга, снискавший любовь...
– Я должен быть уверен, что сам он так не считает. Ты станешь его искусителем. Призовешь спасти Лех от чудовищной деспотии Болта, от рабского пути сольников и тупика улиток. И мы увидим, станет ли у него силы духа, мудрости и благородства найти верную дорогу.
– Но почему я? И как?
– Потому что я тебя люблю и верю тебе. А как? Ты найдешь способ. Я помогу.
– Кунмангур уничтожит меня!
– Не преуменьшай свои силы.
– Какие силы у простого чиновника куратория кадров?
– Огромные. Особенно у такого усердного чиновника, который штудирует досье Слуг и, хотя не делает выписок, отличается превосходной памятью. Я всегда тебе завидовал в школе. Стоило прочитать любую ахинею однажды - и ты знал ее наизусть. Масса свободного времени. Да мы все тебе завидовали.
По лицу Иоскеги пробежала судорога.
– Знал? Ты знал? Болт, Болт! Не думай, я не умышлял против тебя. Наоборот...
– Не мели чушь. Твои паршивые студенты начнут раскалываться один за другим. Половина из них пишет регулярные отчеты для КОС. И в учебники истории ты войдешь не как тираноборец, а как холуй сольников, торгующий честью родины, жалкий предатель, падкий на мелкие подачки и льстивые статейки газетчиков прогнившей и погрязшей в пороке и роскоши Земли. Или как наймит улиток, стоящий на пути свободного развития великого Леха. Я подумаю, кем тебя представить.
Внезапно Иоскега успокоился. Налил себе вина. Выпил полбокала.
– Со мной кончено. Я не стану вымаливать легкой смерти. Знай только, не один я выучил эти досье. Не только у меня хорошая память.
– Знаю, мой мужественный и предусмотрительный друг. Знаю, что у Купки прекрасная память и множество других достоинств. С ней все в порядке, надеюсь? Ведь так она пишет милому Иоске?
– Я не получал от нее писем.
– Как! Она не сообщила, что они с малышом в безопасности, что приняли их хорошо, что она положила записи в известное тебе место? Ты не получил письма? Мне придется строго взыскать с моих людей за это упущение.
Иоскега застонал.
– Ты перехватил Свана? Проклятье. Все равно тебе не добраться до Купки. Не посмеешь! Записи станут известны всем.
– Идиот! Думаешь, я боюсь твоих разоблачений? Да они мне на руку моего досье там нет, а этих давно пора менять. Впрочем, мне по душе, как ты держишься. Но силу дает тебе не чувство правоты, нет. Уверенность, что твоя жена и твой сын в безопасности. Так?
Иоскега молчат.
– А они здесь, в двух шагах от нас, за стеной.
– Лжешь!
– Ты думаешь, что Купка верна тебе и будет оплакивать твою мучительную смерть, а она сама под мою диктовку написала письмо, которое тебе передал Сван.
– Лжешь!
– захрипел Иоскега.
Болт положил ладонь на край стола. Явился розовый горбун.
– Пусть войдут.
Лицо женщины было припухшим, пятна пудры лежали под глазами, на лбу. К бедру жался рыжий мальчик лет пяти. Купка подошла к мужу и, упав на колени, уткнулась в сиреневую ткань рубахи.
– Иоска! Нет мне прощенья. Не прощай меня. Я не смогла... Он... Он грозил... его...- Она мотнула головой в сторону сына.Не могла я-а-а...Женщина завыла горько и тошно.