Шрифт:
Или я во всем ошибаюсь? А если Россия может в позоре рабства до конца войны дотащиться? Может? Не может?
Допускаю, что может. Но допускаю формально вопреки разуму. А уже веры нет ни капли. Я этого не представляю себе, и ничего об этом не могу говорить.
А чуть гляжу в другое - я живая мука, и страх, что будет "Оно", гибло-ужасное, и надежда, что нет, что мы успеем...
(Продолжение, там же)
Даже не помнится об этом жалком дворцовом убийстве пьяного Гришки. Было не было, это важно для Пуришкевича. Это не то.
А что России так не "дотащиться" до конца войны - это важно. Не дотащиться. Через год, через два (?), но будет что-то, после чего: или мы победим войну, или война победит нас.
Ответственность громадная лежит на наших государственных слоях интеллигенции, которые сейчас одни могут действовать. Дело решится в зависимости от того, в какой мере они окажутся внутри Неизбежного, причастны к нему, т.е. и властны над ним.
Увы, пока они думают не о победе над войной, а только над Германией. Ничему не учатся.
Хотя бы узкий переворот подготавливали. Хотя бы тут подумали о "политике", а не о своей доктринерской "честной прямоте" парламентских деятелей (причем у нас "нет парламента").
Я говорю - год, два... Но это абсурд. Скрытая ненависть к войне так растет, что войну надо, и для окончания, оканчивания, как-то иначе повернуть. Надо, чтоб война стала войной для конца себя. Или ненависть к войне, распучившись, разорвет ее на куски. И это будет не конец: змеиные куски живут и отдельно.
Отсюда не видишь мелкого, но зато чувствуешь яркое общее. Вернувшись под аспидное небо, к моей синей книжке, к слепой твердости "приявших войну" - не ослепну ли я? Нет, просто буду молчать - и ждать бессильно. При каждом случае гадая в страхе и сомнении: еще не то. Или то? Нет, еще не сегодня. Завтра? Или послезавтра?
Я ничего не могу изменить, только знаю, что будет. А кто мог бы, ни линийку, - те не знают, что будет. Слова?
"...Слова - как пена, Невозвратимы - и ничтожны. Слова измена, Когда деянья невозможны..."
***
Я не фаталистка. Я думаю, что люди (воля) что-то весят в истории. Оттого так нужно, чтобы видели жизнь те, кто может действовать.
Быть может, и теперь уже поздно. А когда придет Она или Оно - поздно наверное. Уже какое будет. Ихнее, - нижнее - только нижнее. А ведь война. Ведь война!
***
Если начнется ударами, периодическими бунтами, то авось, кому надо, успеют понять, принять, помочь... Впрочем, я не знаю, как будет. Будет. Надоело все об одном. Выбора нет.
1917.
С.-Петербург. Опять СИНЯЯ КНИГА.
2 Февраля. Четверг.
Мы дома. Глубокие снега, жестокий мороз. Но по утрам в Таврическом саду небо светит розово. И розовит мертвый, круглый купол Думы.
Было бы бесполезно выписывать здесь упущенную хронику. В общем - "все на своих местах". Ничего неожиданного для такой Кассандры, как я.
К удивленью, здесь речь Вильсона не получила заслуженного внимания. А ведь это же - "новое о войне", и притом в самой доступной, обязательной, - реальной плоскости. Речь эта, и вообще весь Вильсон с его делами и словами, примечательнейшее событие современности. Это - вскрытие сути нашего времени, мера исторической эпохи. Она дает формулу, соответствующую высоте культурного уровня человечества в данный момент всемирной истории.
И еще не "снижение" - война? Для упрощенной ясности, для тех, кто не хочет понимать простой линии, на которой я фактически с первого момента войны, и кто доселе шамкает о "пораженчестве", - я просто сую Вильсона и не разговариваю дальше.
Убийство Гришки и здесь продолжает мне казаться жалкой вещью. Заговорщиков и убийц, "завистливых родственников", разослали по вотчинам, а Гришку в Царском Селе вся высочайшая семья хоронила.
Теперь ждем чудес на могиле. Без этого не обойдется. Ведь мученик. Охота была этой мрази венец создавать. А пока болото - черти найдутся, всех не перебьешь.
Ради нового премьера Думу отложили на месяц. Пусть к делам приобвыкнет, а то ничего не знает.
Да чуть не все новые, незнающие. Т.е., все самые старые. Протопопов набрал. А он крепок, особенно теперь, когда Гришенькино место пусто. Протопопов же сам с "божественной слезой" и на прорицания, хотя еще робко, но уже посягает.
Со стороны взглянуть - комедия. Ну, пусть чужие смеются, Я не могу. У меня смех в горле останавливается. Ведь это - мы. Ведь это Россия в таком стыде. И что еще будет!
11 Февраля. Суббота.
Во вторник откроется Дума. Петербург полон самыми злыми (?) слухами. Да уж и не слухами только. Очень неопределенно говорят, что к 14-му, к открытию Думы будет приурочено выступление рабочих. Что они пойдут к Думе изъявлять поддержку ее требованиям... очевидно, оппозиционным, но каким? Требованиям ответственного министерства, что ли, или Милюковского - "доверия"? Слухи не определяют.