Гюго Виктор
Шрифт:
XII
Таков был этот Конвент, к которому приложима своя особая мера, этот воинский стан человечества, атакуемый всеми темными силами, сторожевой огонь осажденной армии идей, великий бивуак умов, раскинувшийся на краю бездны. Ничто в истории несравнимо с этим собранием людей: оно -- сенат и чернь, конклав и улица, ареопаг и площадь, верховный суд и подсудимый.
Конвент склонялся под ветром, но ветер этот исходил от тысячеустого дыхания народа и был дыханием божьим.
И ныне, после восьмидесяти лет, всякий раз, когда перед человеком, -историк ли он, или философ, -- встанет вдруг образ Конвента, человек этот бросает все и застывает в раздумье. Нельзя взирать рассеянным оком на великое шествие теней.
XIII
Марат за кулисами
На следующий день, после свидания на Павлиньей улице, Марат, как он и объявил накануне Симонне Эврар, отправился в Конвент.
Среди членов Конвента имелся некий маркиз Луи де Монто, страстный приверженец Марата; именно он поднес Собранию десятичные часы, увенчанные бюстом своего кумира.
В ту самую минуту, когда Марат входил в здание Конвента, Шабо подошел к Монто.
– - Эй, бывший, -- начал он.
Монто поднял глаза.
– - Почему ты величаешь меня бывшим?
– - Потому что ты бывший.
– - Я бывший?
– - Да, ты, ты ведь был маркизом.
– - Никогда не был.
– - Рассказывай!
– - Мой отец был простой солдат, а дед был ткачом.
– - Ну, завел шарманку, Монто!
– - Меня вовсе и не зовут Монто.
– - А как же тебя зовут?
– - Меня зовут Марибон.
– - Хотя бы и Марибон, -- сказал Шабо, -- мне-то что за дело?
И прошипел сквозь зубы:
– - Куда только все маркизы подевались?
Марат остановился в левом коридоре и молча смотрел на Монто и Шабо.
Всякий раз, когда Марат появлялся в Конвенте, по залу проходил шопот, но шопот отдаленный. Вокруг него все молчало. Марат даже не замечал этого. Он презирал "квакуш из болота".
Скамьи, стоявшие внизу, скрадывал полумрак, и сидевшие там в ряд Компе из Уазы, Прюнель, Виллар, епископ, впоследствии ставший членом Французской академии, Бутру, Пти, Плэшар, Боне, Тибодо, Вальдрюш бесцеремонно показывали на Марата пальцем.
– - Смотрите-ка -- Марат!
– - Разве он не болен?
– - Как видно, болен, -- явился в халате.
– - Как так в халате?
– - Да в халате же, говорю.
– - Слишком уж много себе разрешает.
– - Смеет в таком виде являться в Конвент!
– - Что ж удивительного, ведь приходил он сюда в лавровом венке, почему бы не прийти в халате?
– - Медный лоб, да и зубы словно покрыты окисью меди.
– - А халат-то, глядите, новый.
– - Из какой материи?
– - Из репса.
– - В полоску.
– - Посмотрите лучше, какие отвороты!
– - Из меха.
– - Тигрового?
– - Нет, горностаевого.
– - Ну, горностай-то поддельный.
– - Да на нем чулки!
– - Странно, как это он в чулках!
– - И туфли с пряжками.
– - Серебряными.
– - Ого, что-то скажут на это деревянные сабо нашего Камбуласа!
На других скамьях делали вид, что вообще не замечают Марата. Говорили о посторонних предметах. Сантона подошел к Дюссо.
– - Дюссо, вы знаете?
– - Кого знаю?
– - Бывшего графа де Бриенн.
– - Которого посадили в тюрьму Форс вместе с бывшим герцогом Вильруа?
– - Да.
– - Обоих знавал в свое время. А что?
– - Они до того перетрусили, что за версту раскланивались, завидя красный колпак тюремного надзирателя, а как-то даже отказались играть в пикет, потому что им подали карты с королями и дамами.
– - Ну и что?
– - Вчера гильотинировали.
– - Обоих?
– - Обоих.
– - А как они держались в тюрьме?
– - Как трусы.
– - А на эшафоте?
– - Как храбрецы.
И Дюссо добавил:
– - Да, умирать, видно, легче, чем жить.
Барер между тем зачитывал донесение, касающееся положения дел в Вандее. Девятьсот человек выступили из Морбигана, имея полевые орудия, и отправились на выручку Нанта. Редон под угрозой сдачи -- крестьяне наседают. Пэмбеф атакован. Перед Мендрэном крейсировала эскадра, чтобы помешать высадке. Весь левый берег Луары от Энгранда до Мора ощетинился роялистскими батареями. Три тысячи крестьян овладели Порником. Они кричали: "Да здравствуют англичане!" Письмо Сантерра, адресованное Конвенту, которое оглашал Барер, кончалось словами: "Семь тысяч крестьян атаковали Ванн. Мы отбросили их и захватили четыре пушки..."