Шрифт:
Если б Висла, как Волга и Нева, покрыта была торговыми лодками, балками и галиотами, то Польша была бы счастлива. Торговля! Торговля! Сия душа царств не существует в герцогстве Варшавском: Наполеон задушил ее раздором своим с Англией. Бывало, пшеница степной Украины, стада волов плодоносной Волынии и произведения Подолии шли в Данциг, который отплачивал винами, сахаром и прочими потребностями, сделавшимися необходимыми. «Прежде, — говорил нам один обыватель, — нагрузив галиот свой в Варшаве пшеницею и поташом, я ехал по Висле в Данциг и привозил оттуда чистое золото; а теперь все бедно!» Прежде Литва снабжала степи лесом; степи, отдаривались лучшими из своих произведений.
Варшава была некоторым образом средоточием торговли. Оттого-то поляки были так богаты, несмотря на все разорения войны, — богаты!.. Все это, однако ж, не так давно. Под правлением прусским торговля цвела — и Варшава благоденствовала. Наполеон все отнял! Жители герцогства стонут о потере своей торговли. Колониальные товары здесь ужасно дороги.
Как ведут себя русские войска в Варшаве? — Как самые благородные рыцари Баярдова [27] времени. Щедрость офицеров наших особенно удивительна. В трактирах сыплют деньги. Приходит, например, старик с дочерью: он играет на скрипке, она на арфе; сыграла, пропела несколько арий — куча серебра очутилась пред нею! Приходит бедная монахиня, одна из сестер милосердия, просит, чтоб ей заказали какую-нибудь работу — и Милорадович [28] дает ей тысячу рублей и велит сшить себе три манишки!.. Зато поляки дивятся русским: народ полюбил нас чрезвычайно. Подумаешь, что все офицеры у нас богачи; напротив, самая большая часть из них очень небогаты — но тароваты. Вчера генерал Вильсон [29] , провождающий время по большей части у нас в авангарде, угощал прекрасным обедом генералов наших в трактире «Лондон».
27
Баярд — легендарный средневековый французский «рыцарь без страха и упрека».
28
*Ротмистр Мариупольского гусарского полка.
29
Вильсон Роберт (1777–1849) — английский генерал, в 1812 г. находился в русской армии в звании великобританского комиссара.
Я сказал, что народ нас любит; а вельможи? — Называют Северными варварами; а сами любят, чтоб их называли Северными французами!!! Но теперь, кажется, то и другое можно почесть бранным словом. Бедные крайне сетуют здесь на богачей. «Они недовольны тем, — говорят они, — что слепое счастие отдало им все преимущества, которые должны быть ровно поделены в обществе людей; они живут, как боги, в великолепных палатах, разъезжают в раззолоченных каретах; а мы гнездимся в дымных лачужках и скитаемся по улицам, как отверженные. Дети их родятся графами и князьями; рождение их празднуется великолепными пирами; их младенчество лелеется в шелках и богатых тканях: вырастут, и все почести, все преимущества, все выгоды жизни — их собственность. А наши дети родятся в горести, возрастают в слезах; нередко умирают от недостатка молока в груди матерей, голодом истомленных. Их удел — нищета; их жизнь — борение с нею! И к довершению всего, вельможи подружились с разорителями Европы, вздумали воскрешать усопший край польский, данными и налогами иссосали из нас последнюю собственность; сами разъехались, а нас оставили горевать как мух без крыльев!» — Так сетуют бедные на богатых и вельмож, хотя вельможи в Польше и довольно еще благотворительны; ибо они воспитывают на свой счет бедных молодых дворян, часто заменяют место отцов сиротам, не скупы на подаяния и устраивают много богоугодных заведений. На сих днях прибыл в Варшаву министр полиции Александр Дмитриевич Балашев. Для прочности здешнего порядка необходимо присутствие человека с его умом, деятельностью и опытностью.
1 февраля
У вас, конечно, еще тонут в снегу; стены трещат от мороза, и в окна бьет вьюга; а здесь уже весна! Здесь солнце светит в полном блеске, сады начинают оживать, в домах открывают окна, и самый благорастворенный воздух нежит чувства. Варшава находится под 52°14’28’’ северной широты. Весна! Весна! Прелесть природы! Какая сладость разливается в мире! Как приятно жить и дышать в это время! Ах! Если б я был на родине, с друзьями!.. Но родина далеко; а мы идем вперед, идем в Калиш, идем в Силезию, на Одер к крепости Глогау.
В Варшаве есть липовая улица, которая в летнее время должна придавать большую красу городу и освежать воздух. Прежняя Королевская улица удостоена ныне названием Наполеоновой!.. Здесь есть люди, которые живут в Новом свете — так называется одна из улиц Варшавских… Костелы Варшавские извне огромны, высоки, но мрачны; внутри красивы и богаты. Церковное служение здесь пышно и затейливо; музыка сильно действует на чувства. На стенах видно много портретов усопших и надписей в честь им. Вот надпись одному вельможе; она заключается сими словами: «Дай боже ему небо, а Польше более таких граждан!»
2 февраля
Итак, едва взглянув на Варшаву, едва коснувшись ее наслаждений, я уже должен сказать ей: прости! — и может быть, навсегда!.. Уже мы выезжаем из Варшавы, удаляемся от ее забав. Уже исчезает она, как великолепное сновидение, из глаз, но не из памяти!.. Все тает вокруг нас. Снега превращаются в воды, воды шумят по необозримым долинам. Мы едем на колесах, или, лучше сказать, плывем в бричках.
3 февраля. С восходом солнца услышали мы голос жаворонка — вспомни, что это 3 февраля!.. Мы ночевали в местечке Блоне. Очень порядочная площадь о колодцем и фонтаном: красивые дома, ее окружающие, ратуша, гостиный двор и башня с часами с первого взгляда доказывают, что это местечко не литовское, а той части Польши, которая в соседстве с Пруссиею, и получила уже от мудрой соседки своей некоторое образование. Далее на дороге прекрасно обстроенное село Неборов княгини Радзивиловой. В нескольких верстах оттуда ее же — Аркадия: достойна сего имени. На прекрасном месте прекрасный Английский сад, украшенный развалинами. Из всех подделанных я отроду не видал лучше этих. Они готические, и пусты, и заросли травою, и совы гнездятся в них, и ветры воют. Кто-то выбрал себе один уголок сих развалин и отделал в нем одну комнатку. Неразбитое стекло, с белою занавескою, делает приятную противоположность с пустотою необитаемых стен. Длинная мостовая в саду, с столпами, пирамидами и триумфальными воротами, представляет бег или ристалище древних греков, описанное Гомером и Пиндаром воспетое. Лучше всего здесь сельский домик во всей простоте. На резных воротах представлены серп, коса и прочие полевые орудия. Войдите в него — первая комната проста: это хижина; но далее видно превращение. Какая-то волшебница, может быть в благодарность за ласковое гостеприимство, захотела преобразить хижину в великолепнейший чертог. Она махнула жезлом — и чудо вполовину свершилось. Явились хрустальные стены, и одна из величайшего цельного зеркала; явились мраморные столпы. Золото, серебро и фарфор украсили все прочее. Но в одном углу, среди зеркал, хрусталей, мрамора и золота, к удивлению, видите вы простые полусогнившие брусья, сквозь которые торчит солома и слышно воркование горлиц. Что бы это значило? — А вот что, богиня или волшебница, превращая хижину в храм, заметила в одном простенке гнездо голубей и — чтоб не обеспокоить сих невинных тварей — оставила гнездо и брусья, в которых оно заложено, неприкосновенными. И теперь, среди великолепнейших предметов роскоши, служит оно напоминанием прежней простоты и неложным знамением совершившегося чуда. — Какова выдумка! Видно, что хозяйка имеет воображение. Такие-то чудеса могут творить богачи! О, если б они делали такие же превращения с бедными хижинами своих соседей! Богач, имеющий вкус, есть уже человек; но богач-благотворитель — есть ангел! В одном из здешних гротов можно видеть собрание самых редких древностей из архипелага.
Далее по сей же дороге город Лович имеет также красивую площадь и очень хорошее каменное строение. Хозяин, у которого мы ночевали, рассказывал, что французы, возвращаясь из России, горько жаловались на судьбу свою и ругались над портретом Наполеона. Рассказывают, что король Саксонский, приезжавший в герцогство Варшавское, плакал о погибели стольких тысяч войск польских и своих. Сколько отцов! сколько матерей! сколько невест вместе с ним плачут и клянут войну и завоевателей!..
4 февраля. Получено известие, что граф Платов, обложивший Данциг, разбил сделанную из него большую вылазку. Часть герцогства за Вислою покрыта лесами; здешняя полиста. Почва земли по большей части каменистая. Народонаселение немалое. Много господских домов мелькают около дороги. Город Лович, с целым округом своим, принадлежит, или, лучше сказать, принадлежал, маршалу Давусту. Он сдирал с него 700 000 злотых годового дохода. Почти все герцогство роздано было таким образом маршалам французским, и все серебряные источники Польши поглощались пучиною французской ненасытности. Наводнение здесь повсеместно. Дорога представляется рекою. Едущий из Варшавы примечает склонение плоскости земной к северу по течению Вислы. Может быть, тому причиною близость моря. Все сии места могут называться понизовыми; наводнение же оных происходит от тающих снегов на лесистых горах близ Ченстохова. Весною артиллерии и даже легким войскам проходить здесь очень трудно. Удобнейшее время для войны в болотистом герцогстве Варшавском есть зима. Во всех, даже беднейших, домах, видим портрет Костюшки [30] .
30
Костюшко Тадеуш (1746–1817) — руководитель Польского восстания 1794 г., участник войны за независимость в Северной Америке 1775–1783 гг.
5 февраля. Мы обедаем в Пионтке (в Пятнице); а здесь есть среда, четверг и воскресенье. Кому-то вздумалось поместить по этой дороге целую неделю.
5 февраля. Ночлег в Бартковице. Прекрасный дом, окруженный садами и большим разлитием вод, принадлежит графу Залужскому, который живет здесь с семейством своим и очень приветливо принимает русских офицеров. Войска наши беспрестанно идут по сей дороге — и обыватели спокойны.
6. Ночлег в Унеиове. Это местечко при реке Варте. Ранье, бегущий с остатком корпуса своего, сжег здесь большой мост. Лед тронулся, и в переправе великое затруднение. Обозы и полки обходят несколько верст левее на местечко Варту, где мост уцелел. На другой стороне развалины замка Архибискупа Гнезденского. За несколько пред сим лет местечко это было очень богато. Здесь было много людей, живущих и приезжающих; были иностранные конторы, и деньги звенели в каждом доме. Догадываешься, что это было в благословенные времена торговли. По Варте гоняли лес и прочее в Пруссию; барыш с избытком награждал труды и издержки. Прервалась торговля — и местечко опустело; праздность, уныние и пустота заступили место деятельности, шума и движения.