Множество больных, всякого призрения лишенных, разбросанные по полям, бледные, обезображенные, умирали в мучительных терзаниях совести, наполняя воздух стоном и проклятиями.

Между сими несчастными жертвами честолюбия было много женщин и малых детей.

Невинные младенцы, не находя пищи в груди мертвых матерей своих, с жалостным воплем умирали на охладевших телах.

Итак, укрепленные высоты Тарутина остались необагренными кровью! Да пребудут до позднейших времен сип твердыни, заслонившие сердце России, знаменитым памятником ее спасения и вместе священнейшим мавзолеем для всех, великий подвиг сей совершавших!.. Да не коснется их разрушение от руки человеков, доколе тяжелые стоны лет и столетий, медленно переходящих в вечность, не изгладят их. Когда мирный землепашец поздних времен, возделывая нивы на тихих берегах Нары, с благоговейным содроганием взирать будет на сии громады древних лет: пусть каждый просвещенный отец семейства с восторгом указывает их питомцам своим; пусть, раскрыв книгу бытописаний, напоминает им о днях мрака, бурь и треволнений, когда дым, пламень и кровь покрывали землю русскую, когда скорбь, рыдания и смерть были общим, круговым горем. Пусть напоминает им о днях неслыханных битв, повсеместных ополчений и великих пожертвований. Пусть, с сердечным умилением, указывает опять эти же высоты, как места священные, где занялась первая заря свободы плененного отечества, где первый луч надежды, посланник небес, осветил сердца вернейших сынов России; где первое «ура!» известило бегство неприятелей и первая улыбка радости блеснула на лице полков. Пусть, наконец, представит им, сколь велик бог, спаситель земли нашей, сколь тверд был государь ее, сколь мужествен народ, сколь мудры полководцы и сколь храбры войска, истребившие неисчислимых врагов!..

Малый Ярославец, занятый войсками генерала Милорадовича, представил глазам их позорище, еще ужаснейшее того, которое видимо было на биваках французских после сражения 6-го числа.

Улицы, кровью политые, усеяны обезображенными трупами. Сотни французских раненых, умерших и умирающих, раздавлены и по членам раздроблены проездом собственных их пушек. Все церкви ограблены и поруганы. На одной из них читали надпись: «Конюшня генерала Гильемино».

Быстрота и неутомимость необходимы были для достижения неприятеля. Для сего должно было забыть о пище, отдыхе и сне.

Генерал Милорадович, разъезжая перед войсками, ободрял их примером и речами, напоминая всем и каждому прежние походы с Суворовым, трудные пути Альпийских гор, поощряя через то преодолевать всякое препятствие, забывать всякую нужду, помня только о единой славе и свободе отечества. Такие увещания не были напрасны; солдаты с удовольствием внимали им — и темные осенние ночи, влажные студеные туманы, скользкие проселочные дороги, томительный голод и большие переходы не могли остановить рвение войск, кипевших желанием настичь бегущего врага. Солдаты наши дышали мщением; но мщение становится страстью благородной и похвальной, когда оно имеет целью обиды отечества. Притом и сладкая надежда о скором возвращении прежней славы немало подкрепляла передовые войска среди неописанных трудов их.

Уже город Вязьма в виду; неприятель беспрестанно тесним и поражаем на пространстве 15 верст. Кровопролитное сражение решается в пользу нашу. Победа явно к нам благосклонна… Пушки наши во множестве гремят. Войска наполняют воздух восклицаниями «ypa!» — и толпы неприятеля бегут… Но день меркнет, и темная осенняя ночь готова скрыть бегущих.

Победители сетуют, для чего нет власти, могущей сказать солнцу: постой! Но краткость времени замедляется быстротой: 11 и 26 отделение войск под начальством генерал-майора Паскевича и Чоглокова вместе с Белозерским полком, сомкнув строя свои, стремятся выбить запершегося в городе неприятеля. Перновский пехотный полк, впереди всех стоявший, с распущенными знаменами и барабанным боем первый врывается в город, очистив по трупам неприятельским путь другим. С другой стороны генерал Милорадович сам с некоторыми генералами вводит все полки конницы в объятый пламенем город Вязьму.

Неприятель стреляет еще из домов; разбросанные бомбы и гранаты с громом разряжаются в пожаре; горящие здания упадают, пылающие бревна с треском катятся по улицам; но ничто не сильно остановить ревности войск и мужества начальников.

Неприятель прогнан — и еще один отечественный город, в котором имел он твердое намерение держаться и который в неистовстве своем стремился обратить в пепел, вырван из хищных его рук.

6 ноября поутру получает генерал Милорадович известие, что маршал Ней с 30 000, закрывая отступление французской армии из Смоленска к Красному, показался перед сим последним городом. Желая нанести чувствительнейший удар неприятелю, его высокопревосходительство не удовольствовался беспокоить его только со стороны, но отрезал ему совершенно путь, став твердой ногой на дороге и расположа войска по обеим сторонам оной. Войска генерал-лейтенанта Раевского стали по правую сторону; князя Голицына — по левую; князя Долгорукого 2-го на самой дороге; генерал-лейтенант Уваров начальствовал конницею, устроенной за пехотой. Глубокий ров простирался перед всей нашей линией. Генерал-майор барон Корф с кавалерийским корпусом сильно беспокоил неприятеля с тыла.

Таково было положение маршала Нея. Может быть, в первый еще раз в жизни своей, исполненный громкой воинской славы, видел он себя в столь тесных обстоятельствах. Тут не было средины. Должно положить оружие и лавры многих лет к ногам победителей или найти славную смерть в отчаянном сражении. Нетрудно угадать, что маршал Ней решается на последнее. Построя в густые колонны многочисленное войско свое, он поощряет его примером и речью. «Неприятели, — говорит он, — теснят нас с тылу; Наполеон ожидает впереди. Сии толпы русских, дерзающие представиться глазам вашим, тотчас рассеются, исчезнут, побегут, коль скоро вы решитесь ударить на них с мужеством, французам свойственным. Не взирайте на гром неприятельских пушек: они страшны только для малодушных, Победим русских их же орудием — штыками. Друзья, я вижу мановение победоносной длани императора нашего, зовущего нас на соединение с ним. Французы! Смерть и плен позади вас; Наполеон и слава впереди; маршал Ней с вами; вперед!!!»

Генерал же Милорадович, покрывший уже себя блистательнейшею славою в течение трех предшествовавших дней, в самое это время среди смерти и ужасов сражения спокойно занимался обозрением мест и, проезжая мимо полков, по обыкновению своему, ласково с солдатами разговаривал. Войска кричали ему «ура!»…

Генерал, твердо уверенный в победе, благодарил полки за приветствие, тем из них, которые наиболее отличили себя славными подвигами, дарил заранее выступавшие из лесов колонны неприятельские. Такие подарки принимаемы были с новым восторгом и новыми восклицаниями «ура!». Твердая уверенность вождя в победе мгновенно сообщалась войску; оно кипело мужеством и ожидало только знака к нападению. Все это происходило под страшным громом наших пушек, при взаимном действии неприятельских, в лесах укрытых.