Его звал не какой-нибудь заурядный маленький дух - его манил розовым пальчиком дух с невидимым ликом, что является к людям, юность которых миновала.

Миранда, обеспокоенная тем, что хозяин сидит так тихо, встала. Обычно в этот час он всегда скреб по бумаге. Сама она редко скребла что-либо, потому что считала это дурным тоном; но сейчас она смутно чувствовала, что ему следовало заниматься именно этим. Она подняла тонкую лапку и коснулась его колена. Не встретив возражения, она осторожно прыгнула к нему на колени и, забыв на этот раз свою скромность, положила лапки на грудь хозяина и облизала ему все лицо.

В тот самый момент, когда Миранда награждала его своими поцелуями, Хилери увидел, что мистер Стоун и маленькая натурщица возвращаются с прогулки. Старик шел очень быстро, держа в руке обломок палки. Лицо у него сильно раскраснелось.

Хилери вышел им навстречу.

– Что случилось, сэр?
– спросил он.

– Я ударил его прямо по ногам, - ответил мистер Стоун, - и я не сожалею об этом.

С этими словами он прошел к себе в комнату. Хилери повернулся к маленькой натурщице.

– Это все из-за собачонки. Один там бил ее, и мистер Стоун его ударил. Даже палку сломал. Подошли люди, они нам грозили.
– Она взглянула на Хилери.
– Я... я так испугалась. Ах, мистер Даллисон, все-таки он немножко чудной, правда?

– Все герои чудаки, - сказал Хилери негромко.

– Он хотел еще раз ударить, даже когда палка у него сломалась. Тут пришел полисмен, и они все разбежались.

– Так оно и должно было быть. Ну, а вы что в это время делали?

Заметив, что она пока еще не произвела большого впечатления, маленькая натурщица опустила глаза.

– Я б не испугалась, если бы со мной были вы.

– Боже мой... мистер Стоун гораздо отважнее меня.

– И вовсе нет, - ответила она упрямо и снова взглянула на него.

– Ну, до свиданья, - сказал Хилери поспешно.
– Вам пора бежать домой...

В тот же вечер, когда он с женой возвращался в экипаже с длинного скучного обеда, Хилери сказал:

– Мне нужно поговорить с тобой.

Из другого угла кэба последовал иронический ответ:

– Да?

– Возникли кое-какие неприятности, касающиеся маленькой натурщицы.

– В самом деле?

– Этот человек, Хьюз, увлекся ею. Он, кажется, даже грозился прийти тебе рассказать.

– О чем?

– Обо мне.
– И что же он собирается рассказать о тебе?

– Не знаю, какие-нибудь вульгарные сплетни. Последовало молчание, и в темноте кэба Хилери облизал сухие губы.

Бианка заговорила:

– Могу я спросить, откуда ты узнал об этом?

– Мне сказала Сесилия.

Странный звук, вроде приглушенного смеха, достиг ушей Хилери.

– Мне, право, жаль, что так получилось, - сказал он вполголоса.

– Очень мило с твоей стороны, что ты счел нужным сообщить мне об этом, хотя мы и живем... каждый своей жизнью. Что заставило тебя?

– Я решил, что так будет правильно.

– И, конечно, еще потому, что этот человек и в самом деле мог прийти ко мне!

– Тебе не следовало бы говорить это,

– Не всегда говоришь то, что следует.

– Я этой девочке подарил кое-что из одежды, в которой она сильно нуждалась. И, насколько мне известно, это все, что я сделал.

– Ну, разумеется!

Это великолепное "ну, разумеется!" подействовало на него, как удар хлыста. Он сказал сухо:

– Что ты хочешь, чтобы я теперь делал?

– Я?

Даже порыв резкого восточного ветра, от которого сворачиваются и дрожат молодые листки, а язычки горящего газа вспыхивают и гаснут в рожках, не мог бы так мгновенно задуть огонек дружеского чувства. Хилери тут же вспомнил почти умоляющие слова Стивна: "На твоем месте я бы не стал обращаться к Бианке. Женщины - такой странный народ!"

Хилери повернулся и взглянул на жену. Ее темную голову окутывал синий газовый шарф. Она сидела в углу, как только можно дальше от мужа, и усмехалась. На мгновение у Хилери возникло ощущение, что он задыхается, всегда будет задыхаться в бесконечных складках этой синей газовой ткани, что он обречен всю жизнь быть спутником женщины, убившей его любовь к ней.

– Поступай, как тебе угодно, разумеется.

Хилери овладело желание рассмеяться.

"Что ты хочешь, чтобы я теперь делал?" "Поступай, как тебе угодно, разумеется". Это ли не предел корректности и терпимости?