Лицо у Пашки дрогнуло, всё его худое, угловатое тело задергалось. Глубоким вздохом он глотнул много воздуха и выдохнул его протяжно, сказав:

– Тут он её клещами ка-ак брякнет!

Неподвижно сидевшие дети зашевелились.

– Она взмахнула руками и упала... как в воду мыр-нула...

Он взял в руки какую-то щепочку, внимательно осмотрел её и бросил её через головы детей. Они все сидели неподвижно, как будто ожидая от него чего-то ещё. Но он молчал, низко наклонив голову.

– Совсем убил?
– спросила Маша тонким, дрожащим голосом.

– Дура!
– не подняв головы, сказал Пашка.

Яков обнял девочку и подвинул её ближе к себе, а Илья подвинулся к Пашке, тихо спросив его:

– Тебе её жалко?

– А что тебе за дело?
– сердито отозвался Пашка.

Все сразу и молча взглянули на него.

– Вот она всё гуляла, - раздался звонкий голос Маши, но Яков торопливо и беспокойно перебил её речь:

– Загуляешь! Вон он какой был, кузнец-то!.. Чёрный всегда, страшный, урчит!.. А она весёлая была, как Перфишка...

Пашка взглянул на него и заговорил угрюмо, солидно, как большой:

– Я ей говорил: "Смотри, мамка! Он тебя убьёт!.." Не слушала... Только просит, чтоб я ему не сказывал ничего... Гостинцы за это покупала. А фетьфебель всё пятаки мне дарил. Я ему принесу записку, а он мне сейчас пятак даст... Он - добрый!.. Силач такой... Усищи у него...

– А сабля есть?
– спросила Маша.

– Ещё какая!
– ответил Пашка и с гордостью прибавил: - Я её раз вынимал из ножен, - чижолая, дьявол!

Яков задумчиво сказал:

– Вот и ты теперь сирота... как Илюшка...

– Как бы не так, - недовольно отозвался сирота.
– Ты думаешь, я тоже в тряпичники пойду? Наплевал я!

– Я не про то...

– Я теперь что хочу, то и делаю!..
– подняв голову и сердито сверкая глазами, говорил Пашка гордым голосом.
– Я не сирота... а просто... один буду жить. Вот отец-то не хотел меня в училище отдать, а теперь его в острог посадят... А я пойду в училище да и выучусь... ещё получше вашего!

– А где одёжу возьмёшь?
– спросил его Илья, усмехаясь с торжеством. В училище драного-то не больно примут!..

– Одёжу? А я - кузницу продам!

Все взглянули на Пашку с уважением, а Илья почувствовал себя побеждённым. Пашка заметил впечатление и понёсся ещё выше.

– Я ещё лошадь себе куплю... живую, всамделишную лошадь! Буду ездить в училище верхом!..

Ему так понравилась эта мысль, что он даже улыбнулся, хотя улыбка была какая-то пугливая, - мелькнув, тотчас же исчезла.

– Бить тебя уж никто теперь не будет, - вдруг сказала Маша Пашке, глядя на него с завистью.

– Найдутся охотники!
– уверенно возразил Илья. Пашка взглянул на него и, ухарски сплюнув в сторону, спросил:

– Ты, что ли? Сунься-ка!

Снова вмешался Яков.

– А как чудно, братцы!.. был человек и ходил, говорил и всё... как все, - живой был, а ударили клещами по голове - его и нет!..

Ребятишки, все трое, внимательно посмотрели на Якова, а у него глаза полезли на лоб и остановились, смешно выпученные.

– Да-а!
– сказал Илья.
– Я тоже думаю про это...

– Говорят - умер, - тихо и таинственно продолжал Яков, - а что такое умер?

– Душа улетела, - сумрачно пояснил Пашка.

– На небо, - добавила Маша и, прижавшись к Якову, взглянула на небо. Там уже загорались звёзды; одна из них - большая, яркая и немерцающая была ближе всех к земле и смотрела на неё холодным, неподвижным оком. За Машей подняли головы кверху и трое мальчиков. Пашка взглянул и тотчас же убежал куда-то. Илья смотрел долго, пристально, со страхом в глазах, а большие глаза Якова блуждали в синеве небес, точно он искал там чего-то.

– Яшка!
– окликнул его товарищ, опуская голову.

– А?

– Я вот всё думаю...
– голос Ильи оборвался.

– Про что?
– тихонько спросил Яков.

– Как они... Убили человека... суетятся, бегают... говорят разное... А никто не заплакал... никто не пожалел...

– Еремей плакал...

– Он всегда уж... А Пашка-то какой? Ровно сказку рассказывал...

– Форсит... Ему - жаль, только он стыдится. А вот теперь побежал и, чай, так-то ли ревёт, - держись!