– Господи, - сказала старуха.

Она стала смотреть в ту сторону, откуда привез ее пароход, будто могла увидеть Кавказ и ту теплую землю, на которой она выросла.

Вернувшись в палатку, она раскрыла сундук. В сундуке лежали разные предметы: старая рукавица, штаны дяди Антона, его портрет, чулок, зеркало и те безделушки, которые раньше стояли на комоде; здесь они были не нужны. Из сундука пахло сухими грушами и уютом, летним запахом далекого и родного края.

Старуха опустила крышку и отвернулась...

Когда дядя Антон пришел с работы, стол уже был накрыт. На столе стоял самовар. Самовар тихо напевал, грустил, - должно быть, и ему было жаль Кавказа.

– Я за красоту заступился, - сказал дядя Антон, садясь за стол. Поругался с начальством из-за красоты.

– Из-за чьей красоты?
– спросила старуха.

– Не из-за твоей, конечно.
– Дядя Антон рассмеялся.
– А ты уж и обиделась. Дура моя славная. А я говорю не о бабе.

– О ком же?

– О местности говорю.

– О какой?

– Да об этой самой.

Старуха плюнула.

– Сказал я начальству, - продолжал дядя Антон, - красоту надо пощадить. Отвести ей особое место, вроде сада или парка, чтобы посреди города, на главной улице, была самая что ни на есть дикая тайга вроде музея. Сказал я это начальству, а начальство меня подняло на смех. "Пиши, говорит, дядя Антон, в стенную газету".
– "Что же, - ответил я, - в газету я писать могу, правды и добьюсь. Вы мне в правде откажете - в Хабаровск поеду за правдой. В Хабаровске не добуду - до Москвы дойду". А они смеются. "До Москвы, говорят, десять тысяч километров". Слышь, Наташа? Да ты не слушаешь меня.

– Да нет, слушаю я тебя. Слушаю и смеюсь. Сады. Скажет же! Садов только здесь не хватает.

– Смейся, - сказал дядя Антон, - кончишь смеяться - скажи мне.

– А что?

– Ругаться мы будем, - сказал дядя Антон.

– О чем ругаться?

– Ты меня будешь ругать за то, что я тебя сюда привез. А я тебя буду ругать за то, что...

Дядя Антон вдруг замолчал.

– Ну, что ж не ругаешься?
– сказала старуха.
– Ругайся.

– Не умею я с тобой ругаться.

– Это плохо, - сказала старуха.
– Ругаться не умеешь. Раньше умел.

– Поговорить я с тобой хочу.

– Говори.

– Раньше мы жили в дедовом городе.

– Ну, жили.

– Город этот дед мой строил с приятелями, строил не для себя, а для хозяев.

– Ну, строил. А дальше что?

– А хозяин был чудак. Дома он велел строить так, словно у него не одна жизнь, а десять. Отняли мы у него короткую его жизнь, дома тоже отняли. Город, стало быть, взяли себе. А я подумал про себя: "Живой ты человек, Антон, чтобы жить всю жизнь в дедовых домах. Построй себе город, чтоб широко было в этом городе, как в лесу".

– Ну, знаю, - перебила его старуха, - для этого и затащил ты меня на край земли.

– Край дикий, это верно. А обласкай ты этот край - он тебя отблагодарит.

– Отблагодарит!
– сказала старуха насмешливо и отвернулась.

– Жена, - продолжал Антон, - ты мне свою ласку отдавала. Курам свою ласку отдавала. Яблоням свою ласку отдавала. Пол, который ты подметала, и тот видел твою теплоту. Так вот я тебе говорю, старуха, отдай свое тепло, свою ласку этому краю, пригрей его.

– Нет, - сказала старуха строго, - не увидит он этого от меня.

– Город здесь будет, - продолжал Антон.
– Придет свежий человек и спросит: "Чей город?" - "Мой город, - отвечу, - мил человек. Вот эти дома я поставил. Старуха моя помогала мне. Лес я таскал на себе, место утоптал, речку посадил в трубы - пусть бежит. Садись, мил человек, если ты не враг, живи, домов много. А вот когда мы с женой приехали сюда, ничего здесь не было. Был один лес. В палатке со старухой жили посреди зимы. Живи, мил человек, если ты не сволочь, окажи милость".

Старуха встала, закрыла дверь, убрала со стола.

– Размечтался, - сказала она.
– Мечтун.

– Стели, - сказал дядя Антон, и это простое, домашнее слово словно согрело старуху. Она просветлела и стала стелить постель. От домашности, от теплоты, от предстоящей ночи старуха зевнула.

– Намедни, - сказала она, - смотрю: ползет таракан. Обрадовалась я: живут, значит, здесь тараканы.

– Таракан?
– удивился Антон.
– Наверно, приезжий. Помрет. В этом климате не могут жить тараканы.