– Хорошо! Хорошо!
– закричал Никита.
– Давай ее сюда!

– Давай ее сюда!
– закричали казаки. Принесли бандуру.

– Хорошо!
– говорили казаки, посматривая друг на друга, - Да кто ж сыграет?

– Кто сыграет? Эка штука! Мало я видел играющих! Кто хочет, пусть и играет, только не я.

– И не я! И не я! И не я!
– отозвалось со всех сторон.

– Это б то вышло: есть в кувшине молоко, да голова не влазит!
– сказал Никита.
– Не умеешь ли ты, Алексей? Ты человек грамотный.

– На гуслях то я немного маракую, а на бандуре никогда не пробовал, отвечал Алексей.

– Пустое! Гусли, бандура, балалайка, свистелка - все одно, все играет, все веселит! Ей-богу, оно все родня между собою! Играй!

Алексей положил бандуру на колени, как гусли, взял два-три аккорда, и вышла какая-то музыкальная чепуха вроде казачка. Казаки пришли в восторг и пустились вприсядку.

Никита с приятелями гуляли нараспашку, съели годовалого поросенка, выпили неимоверное количество всякой всячины, и за полночь у Никиты не осталось ни гроша в кармане. Шинкарка перестала давать водки и не хотела брать под залог ни оружия, ни коня.

– Да отчего же ты не берешь моего добра? Моя сабля добрая и конь добрый; отдам дешево. Бери, глупая баба!..

– Ты сам глуп, Никита; нельзя, так и не беру: кошевой не приказал.

– Правда, правда, - говорили казаки, - только позволь пропивать оружие, через неделю на всю Сечь останется один пистолет.

– И одним пистолетом всех переколочу!.. Такие-то вы добрые товарищи, бог с вами, тянете руку за бабою!.. Верно, моя такая нечистая доля, жалобно говорил Никита.
– Еще бы чарку-другую, и довольно... А! Постойте, постойте! Я и забыл! У тебя, Алексей, есть мой деньги?

– Есть пять дукатов.

– И хорошо; давай их сюда!

– Не дам.

– Как ты смеешь не давать ему его денег?
– спросили казаки.

– Он сам не велел: нужно, говорит, оставить на гостинец куренному.

– Да, да, правда, Алексей! Нужно поклониться начальству, нужно... Вот приятель, поди сюда, я тебя поцелую.

– Вот еще, великая птица куренной!
– сказали казаки.

– И то правда, как подумаешь, - продолжал Никита, - не велика птица, ей-богу! Был простой казак, а теперь куренной казак, как и я, и все мы. Поживу - и меня выберут в куренные. Выберете, хлопцы?

– Выберем, выберем!
– закричали казаки.

– Выберите его сейчас, - сказала шинкарка.

– Хорошо, хорошо! Сейчас. Да здравствует наш куренной Никита Прихвостень! Ура!..

Казаки бросили шапки кверху; Никита важно раскланялся, поблагодарил за честь, сел на лавку и, под-боченясь, сказал:

– Ну, теперь, Алексей, отдавай гроши своему начальству; оно тебе приказывает.

– Не отдам, хоть бы ты и вправду был начальник; проспись, тогда отдам.

– Эге! Твердо сказано, характерно. Хлопцы, из него путь будет! А вы что там смеетесь, бабы? Думаете не отдаст? Посмотрим. Хлопцы, станьте подле этого изменника; так, сабли вон!..

– Ну, что? теперь отдашь, братику? а?

– Не отдам.

– Не отдашь?
– протяжно сказал Никита.

– Чужие, чужие!
– закричала Татьяна, вбегая в комнату.
– Слышь, скачут по степи!..

Один казак прильнул ухом к стене и значительно сказал:

– Сильно скачут: верно, за кем погоня.

– Я разведаю, - быстро проюворила шинкарка, схватив со стены ружье, - а вы топчите, гасите огонь.

Огонь погашен; в темноте защелкали курки ружей и пистолетов и прошептал один казак:

– Скачут; сильно скачут; уж не крымцы ли? Говорят, они сбираются на гетманщину.
– И все стало тихо, как в гробу. Чья-то мягкая рука сильно схватила за руку Алексея, и кто-то прошептал ему на ухо:

– Ступай за мной, я спасу тебя.

– Кто ходит?
– спросил Никита.

– Это я, - сказала Татьяна, - сидите смирно; пойду проведаю, что делается.

Она вышла и вывела за собой Алексея. Ночь была тихая, безлунная; звезды ярко горели на чистом небе; чуть слышно роптал ручей, разбиваясь о встречные камешки, да порою шелестела земля, сыпавшаяся из под ног шинкарки, которая осторожно пробиралась между скалами вверх по тропинке. Вдали на степи слышался глухой топот. С полверсты шел Алексей за Татьяною вниз по ручью; потом она быстро вскочила на скалу и почти втащила туда за руку Алексея, раздвинула терновик, села на камень, посадила возле себя изумленного поповича и сказала:

– Не бойся, ничего не бойся; мне жалко стало тебя, они б тебя убили ни за что, вот я и выпустила в степь казацких коней; кони побегают да и прибегут сюда, а нашим гулякам страху задала: они забыли о тебе с перепугу. Сиди здесь; как уснут наши, мы убежим; твоего коня и еще другого я нарочно оставила: я украду у Варвары мешок дукатов, и мы славно заживем. Хочешь?

– Пожалуй, убежим, я тебе за это заплачу, а золота не крадь у тетки; грех красть.

– Какая она мне тетка!.. Твоей платы я не возьму: не век же мне все делать за плату!.. Сиди смирно; послезавтра будем далеко, у вас, на гетманщине.