Шрифт:
– Ты напрасно сохнешь, дочка, – как-то раз заметил Буркай. – Он уже забыл о тебе… Найди себе другого – есть же средь парней и краше его, и веселее. Его жизнь побила и еще не раз бить будет – не дождешься от него ни тепла, ни ласки. Таких любить – только Долю гневить.
Буркай и впрямь так думал. Ему было жаль присохшую к ведуну дуру-бабу, но иногда охотник ловил себя на мысли, что тоже грустит о болотнике, и от этого ее боль становилась понятной и близкой. Когда Полева надумала идти в Медвежий Угол проведать парня, он не удивился. Сказал лишь:
– Зря… Он тебе рад не будет.
Полева ему не поверила, но теперь убедилась – старик был прав. Ее приход только разозлил Выродка. А стоящие вокруг люди глазели на нее с любопытством и осуждением. На миг она словно увидела себя со стороны – мокрую, жалкую, несчастную – и чуть не заплакала. Закусив губу, она уставилась в землю.
– Уходи! – велел Егоша.
– Тебе Буркай привет шлет, – сама не зная зачем, ответила она.
Показалось ей, или впрямь что-то промелькнуло в зеленых глазах колдуна? Она с надеждой впилась взглядом в его лицо.
– Буркай? – словно вспоминая далекое прошлое, переспросил болотник, а потом неожиданно светло улыбнулся: – Так это он тебя послал?
Полева не хотела врать, но чуяла – скажет правду, и этот зеленоглазый, загадочный человек навсегда исчезнет из ее жизни. Переминаясь с ноги на ногу и пряча глаза, она тихо призналась:
– Не совсем…
Видя, что знахарь признал пришлую, народ принялся расходиться.
– Что стоишь? Пошли в избу, – небрежно кивнул бабе Егоша. Появление Полевы пришлось не вовремя, но если она принесла вести от Буркая, то их следовало выслушать. Как-никак, а охотник помог его душе выбраться из могилы. Пусть своей бедой и сам того не ведая, но ведь помог!
Войдя в избу, Полева робко присела на лавку, оглядела Егошино жилище:
– Значит, ты здесь живешь? Люди сказывают, будто ты Верхогрызку в дуб пересадил…
Она не знала, о чем говорить. Промокший летник прилип к ее спине, руки дрожали, а в поршнях хлюпала вода, но она вновь видела того, кто заставил ее забыть о Богумире, и от этого по всему телу растекалось нежное, успокаивающее тепло. Егоша присел напротив:
– Хватит болтать. Сказывай, что Буркай передать велел. Я спешу.
– Куда спешишь? – растерянно вылупилась на него Полева. Только теперь она углядела на лавке у дверей увязанную суму болотника и приставленный к стене искусно вырезанный дорожный посох.
– В Новый Город, Владимира встречать, – не таясь, ответил Егоша. Зачем что-то скрывать от глупой бабы? Ей ведь все равно, кто и когда будет княжить в Новом Городе…
Полева побоялась спрашивать, почему болотник решил, будто Новгородец собирается вернуться. Хлопая расширившимися глазами, она молча глядела на него. Егоша стал терять терпение. Что бы ни просил передать ему Буркай, это могло обождать, а Владимир ждать не станет. Он поднялся:
– Коли есть что сказать, говори, а нет – ступай домой. Недосуг мне попусту болтать!
«Он уйдет! Встанет и навсегда уйдет! А я умру…» – забилось в голове Полевы, и, сползая на пол, она неожиданно для самой себя расплакалась.
– Я наврала тебе про Буркая! Наврала!!! –закричала она сквозь слезы. – Я сама к тебе пришла, потому что люблю, потому что жить без тебя не могу! Я за тобой, куда скажешь, пойду и слова худого не вымолвлю! Только не гони!
Егоша глядел на вздрагивающие плечи бабы и размышлял. Полева не врала – она и впрямь любила его. Он чуял рвущуюся из нее живительную силу любви. Но зачем ему-то ее любовь и ее покорность?
Он приподнял зареванное лицо мерянки. Над серыми преданными глазами женщины задрожали длинные ресницы.
Егоша отвернулся. Она красива. Красота тоже сила. При необходимости можно будет воспользоваться ее красотой… Вот только стоит ли ради этакой помощницы вешать на шею лишнюю заботу? Хотя чего о ней заботиться, чай, не маленькая, и сама напросилась. А не понравится его обхождение – пускай идет куда хочет, никто держать не станет.
– Не реви. Послушай, – спокойно велел он всхлипывающей бабе. – У меня много дел, и ты будешь мне обузой.
– Нет, нет. Я стирать тебе буду и готовить… Егоша раздраженно мотнул головой:
– Готовить мне не надо – жрать буду, что по дороге попадется. А еще спать буду в лесу и людей убивать, коли решу, что так нужно. Неужто смолчишь – не упрекнешь, не спросишь ни о чем?
– Я ни о чем спрашивать не стану! – почуяв надежду, прошептала Полева. – Клянусь! Онемею, коли пожелаешь, только возьми с собой!
Егоша ухмыльнулся:
– Онемеешь? Это неплохо бы… Брать я тебя не стану, но и запрещать ничего не буду, так что коли желаешь – иди за мной. Только помни – я тебя не звал, сама захотела. – И, окинув мерянку беглым взглядом, добавил: – Ив одеже бабьей ты со мной недалеко уйдешь.