В свое время он познакомился с изобретателем. По приезде в Ленинград Петров разыскал его и предложил "протолкнуть" изобретение, но за это автор изобретения должн был уплатить ему 400 рублей. Чтобы показать свои "силы" и "возможности", Петров и "организовал" совещание специалистов на высоком уровне. Подобным же образом он обманул ряд руководящих работников в Баку, Риге и в других городах.

По ленинградскому радио в конце декабря 1961 года передавался фельетон о том, как один мошенник под видом референта Министерства просвещения Осетии обманул нескольких доверчивых ленинградских музыкантов и художников, получивши с них деньги на приобретение двух пианино. "Референтом" был тот же Петров.

Петров привлечен к судебной ответственности".

(Враг не достигнет цели. Лениздат, 1963, стр. 175-176, авторы: В.Н. Лякин, П.М. Петров, К.Г. Рогов, Н.П. Чурсинов. Курсив мой - П.Г.).

Итак, проходимец, мошенник, саморазоблачившийся агент КГБ, грязный тип, гадящий в доме, оказавшем гостеприимство, бьющий по руке, оказавшей бескорыстную помощь, - вот кому поручена погромная клевета на честного человека, каждодневно рискующего собственной безопасностью, отдающего силы и здоровье делу помощи зверски подавляемым узникам совести

и их семьям.

И что же мы узнали из пачкотни этого типа? А ничего достоверного, хотя и он сам, и его наставники очень старались придать письму вид искреннего покаяния многознающего диссидента. Для этого даже несчастным "сироткой" пришлось прикинуться. "... Я понимаю, как мало шансов у моего письма появиться в печати". Кто этому поверит! Теперь-то мы точно знаем, что письмо было написано (по заданию) за полтора месяца до его опубликования и неоднократно подправлялось.

Несколько раз он называет себя верующим, видимо, надеясь таким способом завоевать доверие к своей писанине. Но он настолько далек от Бога, что не понимает, как эта писанина противна любому вероучению. Ни один истинно верующий человек не станет на сторону гонителей против гонимых. "Верую в Бога" под пером написавшего такое письмо звучит кощунством.

Пытается он спекулировать и на том, что около года находился в одной тюрьме (Владимирской) с Гинзбургом, а некоторое время даже в одной камере. Как будто провокатор, прошедший тюрьму, менее отвратителен, чем провокатор, в ней не бывший.

Однако все эти и другие ухищрения мало помогают письму. Когда нет фактов, требующихся для данного случая, приходится прибегать к обычной клевете, которая на всю страну распространяет запах учреждения, ее породившего: "преклонение перед Западом", "стремление перекроить у нас все на западный манер", "низкопоклонство перед Западом, вызванное жадностью к получению оттуда денег" и т. п. И все это, как и отрицание правдивости сообщений "Хроники" о положении политзаключенных", совершенно голословно.

Увлекшись, авторы письма сообщают нам о заявлении А. Гинзбурга, опубликованном в "Вечерней Москве" 3-го июня 1965 г., очевидно, забыв, что А. Петров не мог знать об этом заявлении, т. к. отбывал тогда срок за очередное мошенничество. Не знал он и того, что органы КГБ уже употребляли это заявление в 1967 г. для очернения Гинзбурга, тогда только что осужденного вместе с Ю. Галансковым. Органам КГБ так понравилось удачное, с их точки зрения, извращение этого заявления, что они прибегли к нему и на этот раз. Понадеявшись на короткую память читателей, они показали перед всем миром себя как подлинного автора опуса "Лжецы и фарисеи". Выдает подлинных авторов и включение в этот опус анекдота с "Голосом Америки" и ансамблем "Песняры".

Попытка, которую и до этого письма неоднократно предпринимали органы КГБ распространение клеветы, с помощью которой удалось бы поссорить Сахарова и его жену с их ближайшими друзьями, - тоже указывает на ту "кухню", где готовилось "письмо А. Петрова".

Еще определеннее указывает на эту кухню голословное утверждение письма о том, что названия Группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений и Комитет по правам человека - служат лишь целям маскировки.

Но не из-за названных анекдотов и привычной расплывчатой кагебистской клеветы писалось "письмо Петрова". Нужны были "свидетельства очевидца". И вот они: "На квартире у Гинзбурга я был раз двадцать..." "И видел, как здесь выдавались деньги, сертификаты, обменивались на валюту и наоборот". Что он ничего не видел и не мог видеть - это известно не только Петрову, но и каждому, кто бывал у Гинзбурга. Деньги всегда выдавались только тому, кому они предназначались, без присутствия третьих лиц. Что же касается валюты, то ее у Гинзбургов никогда не было и быть не могло. Кто хоть немного знает сложную советскую систему финансовых взаимоотношений с капиталистическим миром, тому известно, что иностранная валюта в руках советского гражданина, пока он на родине, совершенно бесполезна. Вместе с тем ее хранение равносильно самоубийству, поскольку соответствующая статья Уголовного кодекса предусматривает расстрел.

Во время обыска в декабре 1976 г. Гинзбургу подбросили 1000 немецких марок (ФРГ) и 100 американских долларов. Подбросили грубо, неумело, прямо на глазах жены А. Гинзбурга - Ирины Жолковской. Его самого в это время в квартире не было. Когда он пришел и Ирина рассказала ему об этом, он только засмеялся: "Пусть докажут, что это наша валюта". Посмеялись и мы, его друзья, когда нам рассказали об этом. Но смеяться, оказывается, не стоило. Никто из нас тогда не знал того, что теперь известно достоверно: письмо "Лжецы и фарисеи" в то время уже было написано и лежало в КГБ, ожидая своего часа. А в этом письме было свидетельство: валютные операции А. Гинзбург производил. Значит, надо было при обыске "найти" иностранную валюту, и ее "нашли". Теперь оставалось выпустить свидетеля - "добровольно раскаявшегося инакомыслящего", который "видел" самый факт обмена инвалюты на советские деньги и мог рассказать об этом широкой публике. И вот он - свидетель, "честнейший" Петров - "добровольно" через газету разоблачает "валютчика".