Шрифт:
— Не надо, мадам, я скажу сам, — медленно проговорил Арамис, как бы через силу и невольно обвел взглядом комнату, словно желая удостовериться, что они совершенно одни. — Королева-мать, по-видимому, имеет свои причины полагать, что мне известны некие подробности гибели ее супруга… Ведь об этом роковом событии ходит много толков, и многие называют шепотом ее имя в числе тех, кому была желательна скорая смерть короля Генриха…
— Да, конечно, ведь король сделал ее фактической правительницей государства незадолго до своей гибели на улице Лаферронери, — кивнула г-жа де Кавуа. — Все знают и другое: она была подвержена влиянию Кончини и его жены, которые почти открыто замышляли убийство короля…
— За что и поплатились жизнью впоследствии, — мрачно закончил Арамис. Так вот, я немного знаком с герцогом д'Эперноном, а также имел счастье… я хотел сказать — несчастье… Имел несчастье знать близкую родственницу герцога де Роган-Монбазон, который ехал в одной карете с королем в тот день и которого одним из ударов своего кинжала, уже обагренного кровью короля Генриха, ранил в руку Равальяк. [11]
— Если не ошибаюсь, этих господ кое-кто в народе до сих пор считает молчаливыми пособниками убийцы? — небрежно спросила г-жа де Кавуа. Но эта напускная небрежность не могла обмануть Арамиса.
11
Равальяк (1578–1610) — фанатический приверженец католицизма. Совершил в 1610 году убийство французского короля Генриха IV.
— У меня действительно есть свои соображения на этот счет, и в Люксембургском дворце дорого бы дали за то, чтобы лишить меня возможности поделиться ими с кем бы то ни было.
— Вы хотите сказать, что ваши сведения представляли реальную угрозу для… нее?
— Да.
— И вы были бы готовы поделиться этими сведениями… с кем-либо из сильных мира сего?
— В обмен на его защиту.
Наступило долгое молчание. Было слышно, как листва деревьев за окном волнуется и шумит на ветру.
— Итак, вы рассчитывали на мою помощь? Вернее, моего мужа.
— Правда, ведь он — капитан гвардии кардинала.
— Увы! В настоящее время это невозможно!
— Но почему?!
— Он не может ходатайствовать о вас перед Ришелье, так как сам нуждается в подобном ходатайстве.
— Так, значит, это правда?!
— Что?
— Что ваш муж в немилости у кардинала.
— Ну конечно! Вы ведь сами слышали от госпожи де Вуа-Трасси о наших напастях.
— Но не хотел этому верить.
— Теперь вы верите?
— Вам — да!
Наступило молчание.
«Сейчас он вздохнет и откланяется», — с некоторым сожалением подумала г-жа де Кавуа.
«Сейчас самое время приступить к выполнению моего плана», — решил Арамис.
В этот момент за окном послышался колокольный звон.
Это колокол на башне Собора Парижской Богоматери уронил три тяжких раскатистых удара, нарушив тишину ночи.
Париж крепко спал. Не спали только двое в верхнем этаже дома де Кавуа.
Глава тридцать седьмая
Средство Арамиса
В тот момент, когда колокол опять пробудился и с колокольни Собора Богоматери снова понеслись его звучные удары, г-жа де Кавуа потихоньку выпустила Арамиса в темноту парижских улиц. Последний, пятый удар совпал с негромким звуком открываемой двери, и темная фигура закутанного в плащ Арамиса появилась в дверном проеме. Г-жа де Кавуа сама посветила ему.
— Итак, мы снова расстаемся?
— Мы расстаемся, — эхом откликнулась дама.
— Но я уношу с собой надежду. На благополучный исход дела и на новую встречу, — прошептал Арамис.
— Пусть небо услышит вас.
— Вы запомнили все, что я вам сказал?
— Да.
— И вы последуете моему совету?
— Да.
— Тогда скоро мы снова встретимся.
— Да.
Арамис почувствовал, что дама слегка сжала его руку, затем дверь затворилась, и он остался один. Некоторое время он постоял, прислонившись к стене и мечтательно улыбаясь. Потом потряс головой, решительно надвинул шляпу на все еще поблескивающие глаза и, проверив заряжены ли оба пистолета за поясом, зашагал прочь. Скоро его шаги затихли в отдалении.
Утро встретило г-жу де Кавуа в капоте, непричесанную и с красными глазами. Дом капитана кардинальской гвардии обычно посещали многие, так как у четы де Кавуа было ровно столько друзей, сколько было приверженцев кардинала в Париже. Однако после того как г-жа д'Эгильон и маршал де Ла Мельере оповестили всех о нелестных эпитетах, которыми его высокопреосвященство соизволил наградить своего верного слугу, поток посетителей иссяк, словно обмелевшая речка, и превратился в скромный ручеек. Такова уж человеческая природа.