* * *

– Знаешь, сначала он мне отрезал пальчики на правой руке. Садовыми ножницами, - сказала девочка.

– Ты мне это уже говорила, - отозвался бес. За это время они успели познакомиться и даже почти подружиться.

– Он резал по фалангам, чтобы я чувствовала.

– Слушай, хватит, давай о чем-нибудь другом. Слушать противно, равнодушно ответил бес.

– Знаешь, он ведь не хотел меня убивать. Он хотел, чтобы я такая выросла. Чтобы я жила в этом подвале. Я перестала есть, тогда он знаешь что сделал?

– Не знаю и знать не хочу, - бесу было скучно.
– Я тебе говорил, что ничего не получится.

– И что, ничего нельзя сделать с собакой?

– Я тебе уже все объяснил. Собака ни в чем не виновата.

– Но он-то виноват.

– Давай еще раз. Этот парень наш, но мы не можем его взять. У него послужной список длиннее, чем у любого чикатилы. Только ему везло. Он дожил до старости и умер в глубоком маразме. Собаку он прихватил с собой.

– Убил?

– Тебе уже говорили сто раз. Не убил. Просто когда он сдох, никто не поинтересовался его здоровьем. Он один жил. Собака околела из-за мочевого пузыря - не могла поссать. У них все просто было. Нассал в квартире, так хозяин его воспитал маленько. Ну да сама понимать должна.

– Но почему тогда?

– Сто раз говорили. Все дело в дурной псине. Он любит хозяина.

– Ну и что, что любит?

– Он отправился за ним сюда.

– В ад?

– Ну ты же отправилась.

– Ты не понимаешь. Когда я умирала - он мне тогда ступни отрубил, топориком, знаешь, как курице лапы, а там все загнило, в общем гангрена - я думала, что он попадет сюда. Что он почувствует все то, что чувствовала я. Ну: как бы тебе объяснить: Это дало мне силы умереть.

– Кажется, у всех вас это отлично получается безо всяких усилий.

– Я умирала: страшно. Если бы не это: это было бы совсем... После такой смерти я попала бы сюда. Сразу.

– Да, возможно.

– И когда я оказалась тут, я захотела только одного - увидеть его. Я ждала. Долго. Я думала, что его поймают и убьют, но его не поймали. Он чуть не до ста лет прожил. И вот наконец он умер. Знаешь, я это сразу почувствовала.

– Да. Бестелесные все знают сразу.

– И я захотела оказаться здесь, и увидеть: И увидела: вот это.

Девочка подняла голову. Посреди моря пламени возвышалась круглая скала. На ее плоской вершине зеленели кроны деревьев.

– Но почему?..

– Пес не покинул его. И не покинет. Он любит его, и с этим ничего не поделаешь. Он будет с ним всегда, где бы он ни находился. А над собакой у нас нет никакой власти.

– И что же это такое?

– После смерти он должен был оказаться в аду. В самой страшной его части. То есть здесь. Он в нем и находится. Собака должна находиться в своем собачьем раю. Она в нем и находится.

– И это рай?

– Для собаки - да. Он гуляет с любимым хозяином, и будет гулять с ним вечно. И охранять его от всяких опасностей.

– Вроде меня?

– Да. Ты хотела его взять с собой, да? А пес его спас. Он его все время стережет. Ты понимаешь, он же умер в маразме. Здесь бы он пришел в себя, но пес чувствует, что это опасно. Если он поймет, где он находится, собачий рай кончится. Он отвлекает его, как только тот начинает хотя бы думать о чем-то таком:

– А как он: догадывается?

– А как мы с тобой разговариваем? Сознание воспринимает сознание, что ж тут удивительного?

– И эта тварь: знает?

– Про своего хозяина? Все знает.

– И любит его?

– И любит его. Он был единственным, кого этот пес в жизни любил. У него больше никого не было, видишь ли. К тому же он вообще: привязчивый. Один раз и навсегда, знаешь ли.

– Я попробую еще раз.

– Ты пробовала. Я уже не помню сколько раз.

– Я придумаю что-нибудь новенькое.

– Пес все понимает. У тебя ничего не получится.

– Но почему он не даст мне?.. Он же должен понимать, что его хозяин садист и подонок. Этот гад бил его, морил голодом, а он:

– Ему это безразлично. Он любит его. А не тебя.

Девочка подняла беспалую ручонку и погрозила скале обожжённой культяпкой. С края обрыва донесся злобный собачий лай.