Шрифт:
Дверь ему отворила тихая, полуседая женщина в сером платье. Сначала он принял ее за экономку, но вдруг усталых черт коснулась знакомая улыбка и тот же ореховый цвет глаз напомнил молодому человеку его мать…
– Здравствуй, Парис, – негромко произнесла женщина, пропуская его внутрь. – Я сразу догадалась, что это ты. Сын Беатрис. Как это замечательно! Уж и не думала, что мне когда-нибудь выпадет счастье с тобой познакомиться. Я твоя тетя Элизабет.
Не найдя, что ответить, Парис просто обнял тетушку и поцеловал в щеку.
– Ты, наверное, хочешь видеть твоего деда? спросила Элизабет. – Он тебя ждет в кабинете, пойдем, я провожу. Ты приехал сразу, как только получил приглашение?
– Да. – Парис изо всех сил старался не смущаться и вести себя естественно. – Я и не думал, что когда-нибудь удостоюсь подобной чести. Мама говорила, что я вроде пятна на фамильном гербе Лесли.
Он подсознательно ждал, что сейчас тетя Бет начнет его переубеждать. Может быть, рассмеется… скажет; «Что за пустяки!» Но она только тихо вздохнула, отводя глаза.
Огромный особняк из серого камня, темные ковры и тяжелые драпировки произвели угнетающее впечатление на молодого человека, когда он шел по лестнице вслед за своей провожатой. Этот дом не казался ему приветливым. Особенно по сравнению со светлой уютной квартирой в Лилле, располагающейся над картинной галереей… Он вспомнил, как мать описывала ему особняк своего детства: «Настоящий дом Франкенштейна, битком набитый привидениями».
Тетя Бет робко постучала в дубовую дверь, и изнутри послышался голос, напоминающий хриплый лай старого волкодава.
– Явился? Пусть войдет!
Дверь распахнулась, и Париса пробрала внезапная дрожь при виде самого себя, только лет через сорок, восседающего перед ним в кресле с высокой спинкой. Как самодержец на троне, мелькнуло невольное сравнение. Домашний самодержец в халате и шлепанцах, среди верной челяди… Однако самодержец встречал гостя вовсе не в халате. Малком Лесли ожидал внука в смокинге и при галстуке, распространяя ощущение арктического холода… хотя в кабинете ярко пылал огонь в огромном камине.
– Добрый день, дедушка Малком, – заставил себя выговорить Парис.
Сходство неприятно поразило его. Та же густая шевелюра, только обильно тронутая сединой, те же мускулистые плечи, голубые глаза… Только если у внука глаза были яркими, как южное небо, у деда они выцвели и более напоминали синеватый лед.
Неизвестно, отреагировал ли Малком Лесли на это фамильное сходство так же сильно. Если да, то никак не показал этого. Даже бровью не повел.
– Ступай, Бет, – бросил он дочери. – Через час можешь принести нам кофе.
Тетушка безмолвно исчезла, закрыв за собой дверь. Парис проводил ее взглядом.
– Это входит в обязанности вашей дочери приносить вам кофе?
– По воскресеньям, когда я отпускаю приходящую прислугу, да, входит, – подтвердил Малком. – Но сейчас речь не об обязанностях Элизабет. Перейдем к делу. Итак, ты незаконнорожденный сын Беатрис, бастард.
Париса словно ударили по голове чем-то тяжелым. Однако он позволил себе растеряться только на мгновение.
– А вы – тот человек, который не хотел, чтобы я появился на свет.
– Да, – снова подтвердил Малком без улыбки после секундного молчания. – Все так. Но, возможно, это была моя ошибка.
Наступила пауза.
– Ты носишь фамилию Вилье, – продолжил Малком, пристально изучая лицо внука. – Это фамилия твоего отца?
– Нет, моего отчима.
Бледные глаза Малкома недобро блеснули.
– Он был карточным шулером, не так ли? Кажется, Парис начал привыкать к неожиданным вопросам своего деда. В такой манере он тоже мог общаться, как бы ни было ему неприятно.
– Нет, художником. А также всем понемногу – игроком, автогонщиком, бизнесменом. У Поля Вилье было много талантов и характер авантюриста; в карты он никогда не проигрывал.
– А как насчет тебя? Ты избрал такое же поприще?
– Поль меня многому учил. И кое-чему я даже научился. Однако мое сердце всегда лежало к другому.
– Но ты часто проигрываешь в карты?
– Никогда.
Малком некоторое время молча смотрел в огонь, кивая каким-то своим мыслям.
– Однако твой гениальный отчим немного оставил тебе в наследство.