— Это только вроде. Те люди, что тебя с зоны сдернули, распрекрасно знают, что ты с двадцатью пятью тоннами бабок гуляешь где-то. И хотят тебя отловить.

— А как же Ястреб?

— За него многие воры и просто блатные мазу держат. Сказали, что на вас руку бакланы подняли и за это с них Ястреб получил.

— Замочил?

— Точно. Народ мелкий стал. Закон забыли. Особенно грузинские воры за Ястреба слово говорили. Мне шепнули, что сучонок этот многим за бабки помог от сроков и даже от вышки отвертеться. Многие блатняки и приблатненные при нем кормятся. На меня буром поперли, грозили, только я на них клал.

Федор в уголовном мире был знаменит тем, что никогда не ругался матом.

— Потом, после правила, ко мне Коляша Кошмар подошел и побазарил, мол, некоторые с меня получить желают. Чтобы я кровью ответил. А твое дело я поставил.

— Какое?

— Да с Зельдиным этим. Вот тебе слепочки ключей, жена его с дочерью в Гаграх греются, а он ежедневно, как часы, в семь домой. Час побудет, переоденется — и к любовнице.

— А кто любовница.

— Певица из «Метрополя».

— Значит, он не в кабак ездит?

— Когда как, Миша. Но из дома всегда уходит в одно и то же время.

— Каков клиент из себя?

— Крупный, жирный мужик, рыхлый, но духовитый. Может, мне пойти с тобой?

— Не надо, Федор, это мое дело.

— Ладно, тебе жить, кент. В подъезд ты должен зайти ровно в пять. Слева от двери электрощит, откроешь его — там будет лежать волына…

— Зачем?

— Для понта, чтобы страху нагнать. Закончишь дело, волыну вытрешь как следует и обратно положишь. Не бойся, ее сразу заберут. Тебя мои люди страховать будут.

— Зачем, Федор?

— Надо, Миша. Зельдин этот с Ястребом повязан под завязку. Надо. Не бойся, ребята работают молодые, тебя не знают. Вот, держи, я тебе усики в цирковой гримерной взял. Давай попробуем.

Федор помазал кисточкой под носом у Мишки и ловко приклеил усы.

— Посмотри-ка на себя в зеркало, — захохотал Федор.

Мишка взглянул и увидел, что усы сильно изменили его лицо.

— Вот не думал, — сказал он.

— Так и должно быть, а если бороду отрастишь, тебя вообще никто не узнает. У тебя котлы есть?

— Нет, — вздохнул Мишка, — не успел купить. Ты же знаешь, я какие попадя не надену.

— Знаю твой дешевый понт. Но на дело тебе без них идти нельзя, там все по времени рассчитано.

Федор встал, открыл шкаф, вытащил несколько наручных часов, положил перед Мишкой.

— Новьё. Котлы японские и швейцарские.

Мишка любил часы трепетно и нежно. На воле часто менял их. Сидел, бывало, за столом, чуть сдвинув рукав пиджака, и краем глаза любовался красивой игрушкой на запястье.

Часы перед ним лежали хорошие: «Сейко», «Ориент», «Омега», «Ланжин».

Он выбрал «Ланжин-хронограф» с двумя отливающими перламутром маленькими циферблатами внутри основного и тонкой красной секундной стрелкой, бегущей по кругу.

— Я так и знал, что ты их выберешь. Швейцарская машина на все времена.

— Сколько? — Мишка надел часы на руку.

— Ты же знаешь цены, Миша.

— Кусок.

— Годится.

Мишка рассчитался.

Когда красная секундная стрелка приблизилась к пяти, Мишка вошел в подъезд. Набрал код. Замок хрипло крякнул, и дверь отворилась. Мишка вошел в пустой, пахнущий горелой картошкой вестибюль подъезда. Справа — металлическая дверца распределительного щита. Он открыл ее и увидел наган, старый, надежный револьвер. Сунул его в карман и пошел к лифту.

В кабине он проверил оружие, желтые патроны сидели в гнездах, внушая спокойствие. Мишка поднялся на последний этаж и начал спускаться вниз.

Никого. По летнему времени большинство жильцов кооператива кантовались на даче.

Мишка подошел к двери сороковой квартиры, раскрыл кейс, вынул смастыренные ключи.

Посмотрим, как он их заделал. Замков три. Один обычный и два сейфовых. Сейфовые для Махаона — дело плевое, а вот нормальный финский — тут посложнее для него. Он был медвежатник, а не домушник.