Шрифт:
— А никак, — ответил Анохин, — противники не успели выдвинуться в нашу сторону, связались с командой каскадеров, получили прилично и попали в ментовку.
— Как в ментовку? — обрадовалась Женька.
— А очень просто, — Юра сел рядом с Наташей, — впервые доблестные работники правопорядка очутились вовремя в нужном месте.
— Лейтенант и два сержанта? — уточнил всезнающий Вовчик.
— А ты откуда знаешь? — удивился Толик-музыкант.
— Они в кафе ужинали, там же вечером все восемьдесят восьмое хавает.
— Во блин, — Анохин закурил. — Наконец и нам пошла.
А к ним подошли ребята из бара, сдвинули столы, и начался веселый загул. Официантка не успевала менять бутылки.
Толик пошел на эстраду к пианино и спел несколько песен.
А потом начали гасить свет.
К столу подошла администратор, красивая блондинка в очках, придававших ей особую пикантность, и сказала:
— Дорогие мои, пора, закрываем.
Всем было жаль расставаться, тем более вечер так удачно сложился. Поэтому забрали закуску и выпивку и всей компанией поехали к Женьке.
Ах, эти шумные, прокуренные, добрые московские пирушки! Стол, накрытый из ничего, веселый треп, жаркие споры об искусстве. Сумбурные, спонтанные, именно они являются неотъемлемой частью столичной жизни восьмидесятых годов.
В разгар веселья к Юре подошел Вовчик.
— Дело есть, Юра.
— На сорок тысяч? — засмеялся Ельцов
— Шутишь все, а я серьезно.
— Ты — серьезно? Это не твое амплуа, Вовчик.
— Пойдем поговорим… Вы, Наташа, надеюсь извините, что я увожу вашего друга?
— Только ненадолго, — засмеялась Наташа, — а то я соскучусь.
— Не успеете.
Они вышли в коридор, закурили. Из комнаты доносились веселые голоса и шум.
— Юра!… — Вовчик вдруг стал необыкновенно серьезным. Таким его Ельцов видел впервые. Он привык встречать этого невысокого человека с круглым брюшком во всевозможных компаниях, в ресторанах, на премьерах и вернисажах.
Кем был этот человек на самом деле, не знал никто. Биография его была запутана, как лабиринт Минотавра. Юра знал, что он приехал в Москву из Киева, работал на студии документальных фильмов ассистентом звукооператора. Потом уехал на «Казахфильм», снова объявился в Москве, писал сценарии, которые никто не ставил. Жил по знакомым, зарабатывал торговлей картинами по мелочи. Но в денежном отношении всегда был честен и халявщиком по Москве не слыл.
— Юра, — повторил Вовчик, — ты знаешь Шорина?
— Погоди… Тот, который с моей Ленкой крутит?
— Да. Ты знаешь, кто он такой?
— Говорили, что из Совмина.
— Считай, что так. Он у Матвея Кузьмича правая рука.
— Серьезный мужик.
— Так вот, этот серьезный мужик попросил меня подагентурить тебя.
— Этот как, Вовчик?
— А очень просто. Крутиться с тобой и обо всем ему докладывать.
— Зачем?
— Не знаю, но сам понимаешь, разговор этот между нами.
— Он тебе деньги предлагал, Вовчик?
— Да нет. Ты, наверно, слышал, что я из Киева приехал?
— Да.
— Приехал с женой. Ее отца перевели в Москву зампредом Госкино. Ну, потом мы разошлись, я на «Казахфильм» и подался, меня там звукооператором тарифицировали. Думал, вернусь домой, устроюсь на ЦСДФ. Приехал, а мой номенклатурный тесть новую квартиру получил, а меня выписал. Так я и подвис. У меня даже паспорт старый, никак на новый обменять не могу.
— Почему?
— Юра, тебе ли спрашивать. Не прописан, без работы…
— Так ты что, Вовчик, партизанишь?
— Врагу не пожелаю.
— Добрый дядя Шорин решил помочь?
— Обещал.
— Вовчик, ты ему информацию сливай потихоньку, — задумчиво сказал Ельцов, — за предупреждение спасибо. Только вот что я понять не могу: зачем ему это надо? Ну спит он с Ленкой, и пусть. Я ни на какое имущество не претендую, судиться с ней не собираюсь. Зачем я ему сдался?
Вовчик достал сигарету, плотно закрыл дверь в комнату.
— Знаешь, Юра, — лицо его стало необыкновенно серьезным, — в другом там дело, совсем в другом.
— В чем? — насторожился Ельцов.
— Не знаю пока, но постараюсь подагентурить.
— Спасибо.
— Ты, наверно, забыл, как выручил меня четыре года назад?
— Забыл.
— А я помню.
Вовчик полез в карман, достал пачку денег, протянул Ельцову.
— Долг, здесь все семьсот. Тогда ты меня просто спас.
Ельцов забыл. И о том, как спасал, и о деньгах, слишком много других событий произошло за это время.
— Вот уж нечаянная радость, — Ельцов хлопнул Вовчика по спине, — есть на что погулять.