Шрифт:
Теперь я растерянно смотрел на Учителя и не знал, как ему возразить. А он сказал:
– Иди. И скажи, что ты все это придумал!
– Соврать?
– резко спросил я.
– Ты сам пришел к этому. Значит, соврать... во имя правды.
Я уныло поплелся в класс и упавшим голосом объявил, что все это вранье, что никакую Аллу я не встречал, а десятиклассника вообще взял с потолка.
– Трепло!
– сказал кто-то. Я проглотил насмешку.
Однажды меня ударил один верзила из старшего класса. Но это было полбеды. Он ударил меня на глазах девочки, которой мне очень хотелось понравиться. Я жестоко страдал. И тогда Учитель подошел ко мне, положил руку на плечо и сказал:
– Ты должен побить его.
– Как побить?
– Я вспыхнул от неожиданности.
– Очень просто. Как бьют.
– Но он сильнее меня, - пробормотал я.
– Сильнее тот, кто прав. Кто прав, всегда побеждает, даже если ему при этом достанется... Учти, женщины не любят битых.
После разговора с Учителем я долго не мог решиться. Но однажды превозмог себя и, борясь со страхом, поднялся на этаж, где учился мой обидчик. Я подстерег его у двери и, когда он вразвалочку вышел из класса, очертя голову бросился на него. Я даже сбил его с ног. И пока он, ошеломленный внезапным нападением, еще не успел прийти в себя, я гордо удалился за стены крепости - в свой класс.
Я ничего не сказал девочке, которой хотел понравиться, но она все поняла по моему победоносному взгляду и еще по тому, как у меня от волнения дрожали коленки.
На другой день меня вызвала завуч, которую мы звали Катаклизма.
– Что это за новости?
– воскликнула она, едва я переступил порог кабинета.
– Кто научил тебя драться?
– Учитель!
– с готовностью ответил я.
– Учитель?
– От неожиданности завуч даже поднялась со стула.
– Ты понимаешь, что говоришь?
– Понимаю, - сказал я и в ту же секунду понял, что не должен был этого говорить.
– То есть не Учитель... а я... сам. Я решил...
– Я бормотал что-то несвязное, но было уже поздно.
– А врать тебя тоже научил Учитель?
– Катаклизма атаковала меня. Своими жесткими вопросами она загнала меня в угол.
– Да!.. То есть нет...
Я окончательно запутался. И чтобы спасти положение, шагнул вперед и чуть ли не закричал:
– Я сам побил его, потому что он первый побил меня. И я побил его потому, что женщины не любят битых.
– Что-о-о?
– Лицо у Катаклизмы вытянулось и пошло пятнами.
– Какие женщины?!
Глаза у Катаклизмы стали выпуклыми, и она прошла мимо меня таким решительным солдатским шагом, что паркет заскрипел, как морозный снег.
Прости меня, Учитель! Я предал тебя, но не потому, что сердце у меня черное, просто ты не успел научить меня взвешивать каждое слово. А может быть, умышленно не сделал этого, чтобы сохранить во мне непосредственность - самое прекрасное, что есть в человеке.
Но Катаклизме не удалось остановить вечный двигатель - сердце моего Учителя. Поезд мчится вперед. И когда бы я ни открыл вагонное окно и, жмурясь от встречного ветра, ни оглянулся назад, - я вижу пустую платформу и маленькую, одинокую фигурку человека, который вложил в меня частицу своего сердца. Он жив! Он задумчиво смотрит мне вслед, словно хочет убедиться, что я мчусь в верном направлении, и, может быть, он до сих пор видит во мне мальчика?.. Гремят колеса, ветер гудит в ушах. И я вижу, как по платформе бегут дети - наступая на пятки друг другу, они спешат к Учителю.
Мокрый желтый листок березы припечатал свою ладошку к стеклу.
Первое сентября.
__________
Есть на свете дома, в которые приходят без приглашения.
Приходят, как говорится,
на огонек, - когда грустно и одиноко.
Творчество писателя - такой дом. Мой дом
мои книги, а мои герои - люди,
ради которых читатель переступает порог моего дома.
Я буду очень рад, если ты, мой читатель,
на этот раз застал в моем доме своих старых добрых знакомых
– рыцаря Васю, мальчика с кошками, некрасивую Ленку,
которая играет в красавицу и мужественного друга собак Косту.
Ты даже встретишь в моем доме
друга своего раннего детства медвежонка Умку.
Может быть, не все обитатели моего дома
оказались твоими знакомыми, возможно, что с некоторыми из них
ты познакомился впервые.
Надеюсь, они станут твоими друзьями.
В книге, названной "Избранное", принято помещать произведения,
уже известные читателю. Но в этой книге