Ребята на кладбище выпили бутылку водки. Я не пил. Потом взяли в Парголово 2 бут. венгерского вермута и стали решать - куда податься? Я пригласил к себе. Мих соглашался. Джексон с козочкой рвались в пивной бар. Я их понимаю. Там знакомые, мальчики, шуточки, разговорчики. Там не поговоришь - там поболтаешь. А нам с Михом хотелось продолжить начатый разговор - давно не виделись.

Тогда я предложил в мороженицу. Кофе, мороженое. Поговорим. Выяснилось, что Джексон никогда не ходил в такие заведения, а козочка заявила, что мороженое не любит. И хоть была, как я понимаю, без права голоса в нашей компании, пыталась верховодить и помыкать Джексоном. У нее получалось и получилось.

Мы с Михом и литровой бутылью вермута поехали в наш старый район Смольнинский, где достаточно морожениц, а Джексон с козой и второй бутылью в пивной бар на канал Грибоедова.

Мы посидели в кафешке на углу Суворовского и 3-й Советской (там в четвертом классе Сашка Майоров на спор выпил пять стаканов газировки без сиропа) и побродили по улицам, где прошло наше детство. Подошли к школе, где учились до 8-го класса. Там теперь снабженческая организация. Вспомнили, как Сашка Майоров вылил после урока рисования ведро с водой, в которой мы промывали кисточки, на дядьку, стоявшего на крылечке у квартиры завхоза. Говорят, Сашка играет на своей флейте-пикколо в оркестре Мариинки. Стали вспоминать, кто с кем дрался в школе. Мих насчитал пяток одноклассников, включая меня. Выяснилось, что я передрался со всеми пацанами из нашего класса, кроме Сашки Авидона и Марика Темкина. И каких-то двух клопов, которые временно учились в нашем классе. Вспомнили, как нарвались на битки в Парке Ленина после школьного бала в Театре Ленинского комсомола. Я там на спор пригласил чемпионку мира по гимнастике Наталью Кучинскую. Мих этот спор почему-то не помнил.

Нашли глазами карниз, по которому ходили, стараясь не наступить на голубиный помет, чтобы не оскользнуться.

Зашли в школьный двор. Темно, парень гулял с собакой. Сараи, по крышам которых мы бегали на переменках, снесены. В одном из сараев стоял трофейный "опель-капитан" с кожаным откидным верхом, и мы жадно ели его глазами, если хозяин выводил его из стойла и копался в моторе. Иногда нам разрешали по очереди посидеть за рулем. Незабываемый запах бензина, масла, железа, кожи.

Парень поглядывал на нас и прислушивался к разговору. Вполне может быть, что я или Мих вручали ему, первоклашке, цветы в этом дворе на торжественной линейке 1-го сентября. И я подумал, что если он вырос здесь, то надо спросить про наших учителей, и кто преподавал ему, например, арифметику и физику. Он и сам, похоже, хотел вступить в разговор, но собака-боксер с фырканьем потрусила к овчарке на газоне, и он побежал за ней. Нашли окна нашего 1 "Г" класса на четвертом этаже. Вспомнили Ольгу Константиновну - нашу первую учительницу, ребят, девчонок. Хорошо бы снова собраться, как в 1974, десять лет назад. Тогда собирались в моей комнате на Петроградской, я продал джинсы-колокола за 50 рублей, привезенные из Венгрии, и организовал костяк стола - ждал Ирку Епифанову. И она была, принесла бутылку рислинга и пластинку Тухманова - лично мне. Я нес какую-то умную ерунду, станцевал с ней пару танцев, вел себя сковано, и она ушла рано - ждали муж и малыха-дочка.

Зашли во двор дома, где жил Мих. Повспоминали.

В своем дворе Мих и допил вермут.

Я посадил его на автобус на Лиговке и поехал домой.

Я не пил, но от компании и разговоров захмелел вместе с ним. Ольга удивилась, что я приехал трезвый. Еще посидел на кухне и попытался писать.

10 октября 1982.

Ездили с Ольгой в Зеленогорск. Ходили за грибами. Странно, но нашли. Горькушки, финские зеленые сыроежки.

Максим у дедушки с бабушкой.

Денек выдался солнечный, но с прохладцей. Золотая осень. Запомнились сумерки в лесу.

Солнце село за дальний лес, а у нас, на горе, светились золотом верхушки берез. Под ногами темно, в воздухе густеет мрак, а посмотришь наверх - свет, золотистый свет. Мертвые, угрюмые муравейники. Как круглые шляпки дотов. Ходы еще не закрыты, но жильцов не видно.

Ольга сказала:

– Наверное, все дела за день сделали и отдыхают.

– Телевизоры смотрят, - поддержал я.

Поговорили о том, есть ли в муравейнике главный муравей - начальник муравейника. И есть ли у него замы. Сколько, по каким вопросам? И как у муравьев с женами и квартирами.

Зашли на кладбище. Посидели, помолчали. Я ждал белочку с черными глазами и сиреневой холкой, но она не пришла.

Вечером ходили на залив. Темно. Маяки хорошо видны. Вода чуть слышно плещется о стенки ковша. Посреди моря, но на взгляд близко, зажигались по очереди два рубиновых фонаря. И гасли медленно. Кронштадт светился неясно, как из-под воды.

11 октября 1982г.

Я в отпуске.

Рассказал Ольге эпизод из своей молодости, когда мы с покойным Валерой, дав в кафе "Рим" рубль гардеробщику, сдавали свои куртки в забитый гардероб. Валера при этом трепался с двумя девицами, которым тоже хотелось в бар. Но мест в гардеробе не было. Девицы канючили, обращаясь к Валере как к более представительному из нас: "Повешайте пальто. Повешайте пальто..." Валера трепался просто так, по привычке, без дальнейшего прицела - было видно, что девчонки лимитчицы и сидеть с ними весь вечер не входило в наши планы. Мы уже были слегка поддатые и, как всегда, обсуждали аспирантские дела. "Повешайте пальто" стало потом нашей фразой для внутреннего пользования. Об этой выдающейся фразе я и рассказал Ольге.

Ольга усмехнулась и сказала, что во всех моих рассказах, где присутствуют девушки, я нахожусь на втором или даже третьем плане. Мои друзья беседуют с девушками, куда-то их приглашают, а я стою себе тихонечко - равнодушный, как буфет, и в лучшем случае улыбаюсь невинно. Вот что сказала мне Ольга.

Отпуск летит. Стремительно мчится к финишу. Работал до часу ночи. Долбал статью "Записки книгонелюба". Ольга завтра работает. Макс приболел простуда. Первую половину дня буду с ним один. Потом придет теща. Поеду по редакциям и в другие места. Дел много.

Ничто так не угнетает меня, как отсутствие денег и насморк, сказал я однажды. На сегодняшний день оба компонента угнетения вольной души налицо.

Клен под нашими окнами облетел за считанные дни. На кривых ветвях остался десяток желто-зеленых листочков и стрекозиные крылышки семян. Тоже желтые. Но с красноватым оттенком.

Через дорогу, напротив нашего дома, заброшенное Смоленское кладбище. Река Смоленка. Вода в ней кажется зеленой от заросших травой берегов и нависших крон деревьев. По зеленой воде плавают серые утки. Церковь. По вечерам слышны колокола. За Смоленкой - многоэтажное здание НИИ с шаром. В шаре, говорят, конференц-зал. Неподалеку, на берегу залива, фешенебельная гостиница "Прибалтийская", строили шведы. Я был там в ресторане, когда ухаживал за Ольгой. Попросил принести мне стакан молока - не пил и выпендривался. Ольга с подружкой пили шампанское. Молоко принесли, накрытое салфеткой. Я объяснил девушкам, что у меня завтра важный доклад на заседании кафедры, боюсь напиться. Улицы - Кораблестроителей, Нахимова, Детская (наша). Раньше здесь дымили паром болота и охотники палили в уток.