Правда, все это было покрыто толстым слоем пыли, и Лалита тут же принялась за уборку. Многие книги были просто свалены на полу, и вскоре ее руки и одежда стали черными от той грязи, что скопилась здесь за несколько лет.

Войдя Следом за лордом Хейвудом в кабинет, Лалита увидела, что он стоит спиной к потухшему камину и задумчиво смотрит в окно. Девушка выглядела немного странно в чересчур большом для нее закрытом фартуке служанки, надетом поверх платья. Голову она повязала куском льняного полотна, сложенного в виде косынки. Вспомнив об этом, она торопливо сдернула его с головы.

Солнечный свет, льющийся сквозь высокие окна, заиграл золотыми бликами в ее волосах. Лалита нетерпеливым движением откинула волосы со лба и с беспокойством подумала, что и лицо ее тоже покрыто пылью.

Впрочем, лорд Хейвуд не обращал на Лалиту никакого внимания. По его нахмуренным бровям и выдвинутому вперед квадратному подбородку она могла догадаться, что он очень расстроен.

Когда после завтрака он сказал ей, что собирается навестить пожилых слуг, живущих в небольших коттеджах на территории поместья, девушка сразу поняла, что ему будет нелегко встретиться с этими стариками. Многих он хорошо знал во времена своей молодости, они работали у его отца и деда и теперь полностью зависели от него.

Теперь ее опасения полностью оправдались.

— Как прошли ваши визиты? — мягко спросила она.

— Из пятнадцати коттеджей, в которых я побывал, — мрачно ответил он, — тринадцать нуждаются в срочном ремонте.

— Я боялась этого.

— Крыши текут, половицы отскочили, дымоходы чадят, и их необходимо чистить. И бог знает, что там еще не в порядке!

В комнате повисла напряженная тишина. Затем, догадавшись, что он не собирается рассказывать ей всего, Лалита спросила:

— А что еще огорчило вас?

— Они все ждут выплаты денег на первой неделе следующего месяца, а я представления не имею, собирается ли мистер Гроссвайс, мой поверенный, платить им.

В голосе лорда Хейвуда прозвучала неожиданно отчаянная нотка, которая лучше всяких слов дала понять Лалите, что он переживает все это гораздо глубже, чем хочет показать.

— Что вы собираетесь делать? — спросила она.

— Я должен завтра поехать в Лондон и увидеться с моими адвокатами, — ответил он задумчиво. — Я должен также продать кое-какие вещи, не включенные в майоратное наследование. И остается надеяться, что, когда эти деньги будут истрачены, подвернется еще что-нибудь.

Наступила пауза. Затем Лалита нарушила тишину:

— Мы еще не закончили с вами осматривать дом. Может быть, мы найдем здесь что-нибудь, что можно было бы продать?

— Все, что еще можно продать, это личные вещи, принадлежавшие моей матери: картины, украшения, посуда.

Лалита стиснула пальцы.

— Мне невыносимо думать, что вы должны расстаться с этими великолепными картинами из ее спальни или с ларцом, который, как вы рассказывали, многие века принадлежал ее семье, и с ее украшениями.

— Сейчас не время предаваться сантиментам, — резким от напряжения голосом произнес лорд Хейвуд.

Снова в кабинете повисла тишина. Наконец Лалита заговорила:

— Как вы думаете, может быть, в Лондоне…осталось что-нибудь еще, что ваш поверенный не внес… в тот список?

— Именно это я и собираюсь проверить. Я также собираюсь выставить Хейвуд-хауз на рынок недвижимости — разумеется, не для продажи, я не имею права этого делать, — но, может быть, кто-то захочет снять дом.

Однако он сам прекрасно понимал, какой слабой была надежда на это, да и Лалита думала так же.

Она часто слышала еще до того, как приехала сюда, в поместье Хейвудов, что сейчас очень многие люди пытаются сдать в аренду свои лондонские дома, так как для них стало непомерным бременем содержать даже один большой особняк, не говоря уже о двух — городском доме и загородном.

Затем она умоляюще посмотрела на лорда Хейвуда и, чуть запинаясь, сказала:

— У меня с собой есть… кое-какие драгоценности, которые принадлежали моей матери. Я собиралась… я бы хотела просить вас… продать их для меня… как-нибудь… но я предполагала… может быть, вы бы согласились… принять их от меня взаймы…до тех пор, пока они не понадобятся мне самой.

Лалита боялась, что он разгневается, но он лишь улыбнулся.

— Я высоко ценю то, что вы пытаетесь помочь мне в решении моих проблем, — сказал он, продолжая тепло улыбаться, — но, моя дорогая девочка, вы должны в первую очередь побеспокоиться о себе самой. Поверьте мне, вам понадобится каждый пенни, который у вас есть, если вы не собираетесь возвращаться домой.

— Вы же знаете, я не могу этого сделать, — грустно ответила Лалита. — Но… если мне не придется уезжать отсюда… тогда мне не нужны будут деньги.