По обеим сторонам дороги были расставлены щиты с призывами беречь воду. Лаура откинула заднее сиденье и подремала пару часов, свернувшись по-детски клубочком и подложив руки под голову. Ветер из открытого окна растрепал ее светлые волосы. Два приступа астмы за последние дни совершенно истощили ее силы.

В день карнавала они поехали к Дикону – маленькая передышка в ожидании звонка Архангела. Даже здесь у них не было полной уверенности в том, что не будет новых телефонных звонков; Дикон видел, как Лаура смотрит на телефон; к концу вечера ее нервозность стала невыносимой. Он положил ей руки на голову и сказал:

– Я увезу тебя отсюда, – я знаю такое место, где ты будешь в безопасности.

– Поедем завтра, – сказала она.

Но случилось так, что они уехали только на третий день.

Лаура проснулась и увидела, что они едут по грунтовой дороге. Высокие холмы портили вид, но зато ощущалась близость океана. Они выехали рано, а теперь солнце стояло почти в зените, раскаляя крышу машины. Вид сзади закрывали поднятые колесами облака белой пыли. Дикон остановился на лужайке над пляжем и открыл дверцу, но Лаура даже не пошевелилась. Остывающий двигатель тихонько потрескивал. До них доносились деревенские звуки – мычанье быка на ближней ферме, стрекотанье сорок в живой изгороди и шум моря где-то за домом.

– Это был ваш уголок, твой и Мэгги.

– Не имеет значения. – Дикон достал сумку и ждал, когда она выйдет.

– Так ли это?

– Думаю, что да.

Дом все еще блестел, хотя Дикон покрасил его месяц назад. Белая обшивка, зеленая крыша из дранки, внутри – белые стены с репродукциями Боннара, Сезанна и Модильяни в самодельных рамах. Над лампой для чтения висит оправленная в рамку карта Англии. Диван и два подержанных кресла покрыты мягкими серо-бордовыми покрывалами.

С одной стороны располагалась бело-голубая кухня, с другой – маленькая спальня: овечьи шкуры на полу, дубовый платяной шкаф, кровать с латунными украшениями на спинках, кувшин и кружка.

Двери были закрыты, и за несколько недель воздух в комнатах раскалился до предела.

Дикон включил холодильник и переложил в него привезенную еду.

– У меня остался один час, – сказал он. – Я постараюсь вернуться завтра утром. Может быть, мы поживем здесь пару дней и решим, что делать дальше. Завтра я буду знать больше. – Он договорился встретиться с Архангелом в этот вечер, и теперь ему предстояло еще два раза проделать за рулем четырехчасовой путь – до города и обратно. Но что поделаешь – Лауре нельзя было оставаться в Лондоне.

– Ради Бога, будь осторожней, – сказала она.

– Я вернусь завтра до полудня. – В такое заверение мог поверить только ребенок, и Дикон добавил: – Если меня не будет к этому времени, свяжись с Филом Мэйхью.

Он показал ей дом. Потом они пошли на прогулку, и Дикон пропустил Лауру вперед, чтобы она сама выбирала, куда и каким шагом идти. Инстинкт повел ее к пляжу и дальше по тропинке, ведущей на утес. Она остановилась на том самом месте, где всегда останавливалась Мэгги. Дикон внутренне приготовился, ожидая, что это потрясет его, но предвкушение оказалось сильнее реальных ощущений.

– Что про вас говорили? – спросила Лаура. – Друзья и все прочие. Что вы – идеальная пара?

– Не знаю, считали ли так другие, но сами мы говорили это.

– И это соответствовало действительности?

– Не совсем так – мы называли это иначе. Мы любили нашу жизнь – нам нравилось одно и то же, одни и те же места. Нам не надо было искать счастья – так или иначе, оно всегда было в нас. Никто не тянул одеяло на себя, и мы всегда оставались самими собою без особых усилий. Потому что мы доверяли друг другу в истинном смысле слова.

– Это правда?

– Про истинный смысл слова?

– Про доверие.

Дикон пожал плечами.

– Конечно. Я же сказал.

На том месте, где они стояли, крутой подъем заканчивался. При логическом размышлении Дикон мог понять, что здесь сделал бы остановку любой: отсюда открывался самый красивый и самый высокий вид на океан. Здесь можно было перевести дыхание, особенно если тебя душит астма.

Лаура пошла вперед, ветер доносил до Дикона ее слова.

– Я не так хорошо знала Мэгги, как ты думаешь. Мы познакомились, когда я была на втором курсе, а она уже закончила обучение – сначала в Вассаре, потом в Св. Хильде. У нее была машина и небольшой домик в Порт-Мидоу – как у взрослой. Было ясно, что она из небедной семьи, понимаешь? Ее снабжали из неистощимых семейных фондов, а я в то время была довольно тесно связана с коммунистами, и было не похоже на то, что нам написано на роду подружиться. Как ни странно, мы подружились. Эта была не та дружба, которая все время растет и углубляется, скорее, это было продолжительное знакомство, но мы часто и подолгу виделись. Думаю, больше всего мне нравилась в ней ее независимость. Создавалось впечатление, что Мэгги была счастлива, когда ее приглашали в компанию, но не переживала, когда про нее забывали. Она часто пропадала на три-четыре дня, и никто не знал, куда и зачем; потом она возвращалась. В этом не было ничего особенного – просто у нее была своя жизнь, в которой Мэгги чувствовала себя легко и непринужденно. Взрослая жизнь, понимаешь? То же и с мужчинами. Ты ведь это хотел услышать, да? Что мы здесь делаем?

– Иди вперед, – сказал Дикон. – За этим поворотом тропинка станет ровнее. Да, я хотел услышать именно это.

– С мужчинами она держалась на серьезной ноге, но не позволяла себе увлекаться. Впрочем, я могу и ошибаться, это мои личные впечатления, а я тогда была молода, да и люди с годами меняются, не в пример мне. – Дикон ничего не сказал. – По крайней мере, так мне кажется. Ее связи не были тривиальными, не было в них и истеричности. Я помню несчетные ночи, которые провела с термосом кофе у своих подруг, снедаемых любовью и желанием, отговаривая их от самоубийства. Несколько раз подруги выручали меня саму из аналогичной ситуации. Но с Мэгги такого не случалось. Она отдавалась своему увлечению, пока оно длилось, и сразу же забывала про него, едва оно кончалось. Помню, меня удивляло, где она этому научилась. В моем рассказе Мэгги выглядит такой гармоничной и сдержанной, правда? Мне кажется, это то, что больше всего врезалось мне в память. Не знаю... ведь были же у нас и сумасшедшие вечеринки, и пьяные прогулки в лодках, и всякое такое; иногда мы даже упивались «до положения риз», если ты понимаешь, что я имею в виду. Впрочем, она никогда не ела много; эта привычка потом изменилась?