– Это правильно, - поддержал Долинин.
– Мне говорили в обкоме, что есть предположение свести несколько отрядов в партизанскую бригаду.

Теперь уже Солдатов сказал:

– Есть, точно. Вот тогда мы развернемся по-настоящему.

– Разворачиваться-то разворачивайся, Наум, но напрасно я в партизанском деле не партизанствуй.

– Тоже мне советчик!
– Солдатов усмехнулся.
– А что же ты, Яков Филиппович, на семьдесят третьем километре не рассуждал так в декабре? Какую войну среди бела дня затеял! Еле вон ноги унесли.

– Зато шестнадцать вагонов и сейчас, поди, под откосом.

– А куда же им оттуда деваться? Гниют, что верно, то верно. Но советы свои ты брось. Всегда с обстановкой надо сообразоваться. С обстановкой считались даже самые великие полководцы.

– Не спорю.
– Долинин тоже сбился с серьезного тона.
– Ну ясно, даже твой тезка по отцу - Александр Филиппович Македонский - обстановку учитывал. Шел, шел восемь лет покорять Индию, дошел до Ганга, видит - река широкая, и вернулся.

Долинин засмеялся. За год до войны Наум Солдатов поступил на историческое отделение университета и с жаром принялся изучать историю. Все, что вычитает из книг, все, что услышит от лекторов во время очных сессий, непременно рассказывал каждому, кто соглашался быть его слушателем. Но как-то получалось так, что вся история, особенно древняя и средних веков, в передаче Солдатова состояла исключительно из анекдотов - он знал их сотни. "Понимаешь, - объяснил он однажды Долинину, - такой чудак профессор попался, консультант. Самое главное для него, чтобы на лекции не спали".

– Опять извращаешь исторические факты, - вспомнив особенность Солдатова, сказал Долинин.
– С фактами надо быть все-таки осторожнее. Что, например, ты будешь делать с тем фактом, что Цымбалова я с тобой не отпущу?

– А ты думаешь, для меня это новость?
– ответил Солдатов, удивив Долинина, который ожидал самого свирепого протеста.
– Я уже заметил, как ты его расхваливал мне третьего дня, - продолжал Солдатов.
– Простак ты, Яков Филиппович!

– Простак не простак - не отпущу.

– Хорошо, - миролюбиво согласился Солдатов.
– Только поговори с ним сам. Согласится ли еще? Я его пришлю к тебе. А пока будь здоров, до вечера!

В дверях Солдатов встретился с Ползунковым, который ветошью вытирал руки.

– Алешка!
– сказал Солдатов.
– Я тут съел весь харч твоего хозяина. Позаботься о новом.

– Как-нибудь, не сплошаю, Наум Ефимович!

6

Цымбал вошел бочком, что было ему явно не свойственно, держался настороженно, готовый к обороне. Солдатов, видимо, не сказал ему, зачем вызывает Долинин.

Долинин тоже молчал некоторое время. Подбирая нужные, наиболее убедительные слова, он следил за влетевшим в окно зеленым жуком, который медленно полз по столу. Когда жук добрался до оставленной Ползунковым вилки и, потыкавшись в ее костяной черенок своим круглым лбом, повернул обратно, Долинин поднялся и повел Цымбала к высоко прорезанному подвальному окну.

Только встав на носки, через это окно можно было видеть, вровень с подоконником улицу, реку и за ней на противоположном, таком же, как и этот, крутом берегу длинную линию похожих один на другой острокрыших домиков с крашеными ставнями и резными наличниками. Домики стояли среди берез, густых зарослей сирени, зелень которой сливалась с синью заречных лесов. Видите, сказал Долинин, указывая рукой в окно.
– Когда-то в этой деревне был один из лучших наших колхозов. В дни осенних и зимних боев большинство колхозников было оттуда вывезено, в деревне стояли войска, скот пошел на продовольствие. Словом, хозяйство расстроилось так, что дальше некуда. И ничего удивительного в этом нет. До передовой отсюда как-нибудь пять-шесть километров. Немцы легко достают до нас артиллерией. Вон тот двухэтажный серый дом с башенкой... это клуб... в него уже попало три снаряда. Конюшне оказалось достаточно и одного попадания - сгорела. Стекла на парниках с землей смешаны. И все-таки мы хотим восстановить колхоз.

– Колхоз? В таких условиях?

– Да, колхоз, и в таких условиях. И в этом долю участия придется принять и вам, дорогой товарищ Цымбал. Мы сберегли с десяток тракторов, кое-какие машины...

– Напрасный разговор, - ответил Цымбал довольно спокойно.
– Сегодня я ухожу с отрядом, с товарищем Солдатовым. Мое место там. А для работы на тракторах вы народу найдете. Крутить баранку - дело нетрудное, каждый подросток сумеет.

– Да еще нечего же крутить-то! Что ни трактор, то инвалид, раскиданы они где попало. В том-то все и дело, что наладить сначала надо, отремонтировать, привести в порядок, создать хотя бы подобие МТС, людей обучить, да быстро: время не терпит.

Цымбал молчал.

– Я не требую, не приказываю, а просто прошу помочь. Наладите дело, тогда, если хотите, идите снова к Солдатову, а то и совсем оставайтесь, район подымать вместе будем.

– Все это так, - согласился с доводами Долинина Цымбал, - но все-таки я должен уйти вместе с отрядом. Кроме всего, у меня же и личные счеты с фашистами, я вам говорил когда-то.

Он коснулся рукой своей черной повязки.

– А у меня разве нет с ними счетов?
– воскликнул Долинин.
– Они мне район разорили, и какой район! Вместе придем в Славск, рано или поздно за все посчитаемся.

– Для меня это может оказаться поздновато.

Цымбал отошел от окна и присел к столу.

– Рамникову, думаю, на первых порах председателем колхоза поставить, не давая ему задумываться, продолжал Долинин.
– Она же и агроном будет. Народ соберем со всего района. Механиком и директором МТС поработаете вы. Только бы с места стронуться! А разгон наберем - нас не остановишь. Ну как, по рукам?

– Товарищ Долинин!
– Цымбал снова поднялся на ноги.
– У вас жена есть?

– Есть, - ответил Долинин с недоумением.