Андрей стоит на ногах, держится за скобу, зыркает глазенками и мотает головой в такт вездеходу. Мы пересекли черные, словно обуглившиеся ерники и остановились на берегу озера, похожего на большое блюдце, до краев заполненное синим с белыми прожилками льдом.

За озером в пятистах метрах начинается лес. По снегу следы зверя. А вокруг гольцы, словно басмачи в ватных халатах, стоят.

– Вроде в каменном мешке. Тебе не кажется, Славка?

– В торбе, дед, как пить дать, в торбе, - сказал Славка.
– Во-он, видишь прорезь между гор, в нее и шурует Патыма, - предположил он.

Мы еще немного проехали вдоль озера, мягко покачиваясь на серо-грязной осоке, покрывающей кочкарник. Кое-где ветер унес с кочек снег и забил ими оживший тальник, каждую минуту готовый лопнуть и выбросить клейкую нетерпеливую листву. Там, где берега сузились почти вплотную, грудится оголенный солнцем и ветром залом смытых с берегов деревьев.

– Смотрите!
– Андрей дернул за руку Славку.
– Видите, какая?

У самой кромки берега, где переломилась пополам, словно в поклоне, осока, полыхает из-подо льда вода.

– Вот здесь и есть начало всех начал, - сечет воздух рукой Славка. Здесь сердце шаманских озер, мужики! Это река Патыма.

– Патыма, - согласились мы, хотя вода тут же исчезала, проваливаясь в расщелину, до краев набитую снегом.

Мы еще проехали с километр, облюбовали на высоком берегу в тени деревьев хорошее местечко, и Славка выключил мотор. Сразу стало непривычно тихо. Только слышно, как где-то под снегом тихонько побулькивала вода. В кузове метались псы. Тоже намотались бедняги. Мы со Славкой освободили собак и сняли с машины свои пожитки. Щенок челноком сновал по снегу. Зато Ветка степенно обнюхала воздух, присела под кустиком, потом начала совать нос в натыканные в снегу следы, направляясь в глубь леса. Славка подозвал ее.

– Смотри, дед, сказал он, - уйдет за зверем. Умница ты моя! погладил он собаку.

Потом порылся под сиденьем и извлек замусоленную, свернутую в трубку бумагу.

– Это вам, робинзоны!

Развернул - карта-километровка.

– Ну, спасибо, Славка!

– Кушайте на здоровье! Отметины только до шаманских порогов, дальше на ощупь по реке.

– Ну и за это памятник тебе.

– Да ладно, дед, - махнул рукой Славка.
– Двигать надо, горючки в обрез.

– Смотри, сколько барахла, - к чему-то сказал я.
– Зачем столько?

– Редко горим, дед. Видишь, во-он перешеек, обязательно сделайте засадку, чует мое сердце - там потянет гусь.

– Будет сделано.

– А это вам докторские халаты, - выбросил Славка из-под сиденья белые тряпки, за ними гусей из жести.

– Зачем это ты?

– Пригодится. Профили. Выставишь и считай - гусь твой. Ну, пока.

Вездеход развернулся на одном месте, поднял гусеницами снег и побежал по своему следу.

ПЕРВЫЕ ДНИ НА ПАТЫМЕ

– Прежде всего, Андрюха, - сказал я, - надо соорудить хижину.

Смотрю на разбросанный скарб - бочки, мешки, торбы, рюкзаки, - и зачем это только Талип напихал столько. Можно подумать, мы сюда насовсем приехали.

– Давай делать нужное, Андрюха.

Идем. Выбираем на крутом яру величиной с комнату площадку между двух лиственниц. Я рассказываю Андрею, как строить, и мы принимаемся за работу. Очищаем от снега и кореньев место самодельными лопатами - я их вытесал из сухой сосны.

– Работать так работать, - говорит пацан и сбрасывает телогрейку. Так всегда и Талип делает, хоть какой мороз на дворе.

– Мне что-то погода не нравится. Протянет ветром, и схватишь радикулит.

– А мне нравится - и погода нравится, и мастерить хижину.

Собаки тоже помогают, особенно Голец, - то и дело хватает лопату зубами.

– Вот сорванец, - ругаю щенка.

Андрей смеется:

– Хорошо бы нам, дед, научить его дрова таскать.

Ветка не участвует в строительстве, подошла, улеглась на брезент и укоризненно смотрит на Гольца.

Разгребаем снег, капельками крови алеет подавленная брусника.

Теперь надо меблировать хижину, пока стены и крыша не мешают, на земле ведь спать не годится. Решаем соорудить двухспальную кровать, стол. Должен сказать ради справедливости - у нас с Андреем разногласий ни в проектах, ни в исполнении пока нет. За исключением мелочей - то оба хватаемся за лопату, то за топор оба.

Мы бродим по снегу между деревьев, собираем валежины, сваливаем подгнившие сушины, идем след в след. За нами дырки. Если заглянуть - на донышке синеет вода. Весь снег набряк водой. Хлябкий, осел, зато хорошо видны валежины. Они даже паром дымят. Это работает солнце.