– Нет, вы только взгляните!
– воскликнул Леон.
– Что за чудная девчонка, и как она гордится своим сокровищем! Да ты просто богачка, моя милая, - у тебя целый рубль!

– Надеюсь, она нигде его не стянула, - ворчливо заметила старая графиня, входя в комнату.

При таком незаслуженном оскорблении Анелька от стыда и негодования на время лишилась дара речи. Она поспешно убрала монету обратно в кошелек, с мучительной горечью сознавая при этом, что те счастливые мгновения, память о которых неизгладимо запечатлелась в ее душе, не оставили никакого следа в сердце Леона. Чтобы очистить себя от подозрения, девушка, заметив устремленные на нее взоры, смущенно пролепетала:

– Разве пан Леон не помнит, что сам подарил мне этот рубль два года назад в саду?

– О чем ты, девочка?
– со смехом воскликнул Леон.
– Неужели ты всерьез думаешь, что я в состоянии запомнить всех красоток, которым когда-то дарил деньги? Впрочем, я склонен тебе верить: ты не стала бы хранить так долго этот несчастный рубль, не будь он для тебя реликвией. Но не нужно делать этого, детка, - деньги существуют для того, чтобы их тратить.

– Прошу тебя, прекрати паясничать, - нетерпеливо оборвала брата Констанция.
– Я люблю эту девушку и не позволю ее дразнить. Она знает все мои привычки лучше, чем кто бы то ни было, и способна развеять самое дурное настроение своим очаровательным пением.

– Спой нам что-нибудь, милашка, - немедленно потребовал Леон, - а я подарю тебе еще рубль, новенький и блестящий.

– Спой сейчас же!
– приказала Констанция повелительным тоном.

Анеля больше не в силах была сдержать свое горе и разочарование. Услыхав приказ госпожи, она уткнулась лицом в ладони и отчаянно зарыдала.

– С чего это ты вдруг расплакалась?
– удивилась Констанция.
– Разве ты не знаешь, что я не переношу слез? Я требую, чтобы ты немедленно исполнила мое приказание!

Сказалась ли в этот миг с детства приобретенная привычка рабски повиноваться малейшим капризам хозяев, или в девичьем сердце вдруг взыграла оскорбленная гордость, - как бы то ни было, но Анелька тут же прекратила плакать. Наступила короткая пауза, воспользовавшись которой, графиня-мать с ворчанием покинула покои дочери. Анелька выбрала для исполнения тот самый псалом в честь Девы Марии, который пела тогда в саду. Начав пение, она одновременно возносила в душе пламенную молитву, прося у Неба успокоения духа и избавления от владеющих ею мятежных страстей. Ее искренность и страстность придавали исполнению небывалую выразительность, не оставившую равнодушными обоих слушателей. Когда она умолкла, брат и сестра долгое время не могли проронить ни слова, словно приходя в себя. Леон расхаживал по комнате со скрещенными на груди руками. Что тронуло его сердце? Жалость к бесправной рабыне или другое, более нежное чувство? Из последующих его слов трудно было сделать однозначный вывод.

– Дорогая Констанция, позволь просить тебя об одном одолжении, внезапно произнес молодой человек, остановившись подле сестры и почтительно поднеся к губам ее ручку.

Констанция вопросительно посмотрела брату в глаза.

– Отдай мне эту девушку.

– Это невозможно!

– Нет, я серьезно, - продолжал Леон.
– Видишь ли, я хочу подарить ее моей будущей жене. В придворной капелле князя, ее отца, как раз не хватает солирующего сопрано.

– Ты ее все равно не получишь, - упрямо ответила Констанция.

– Но я же не прошу у тебя эту девку в подарок. Давай меняться. Взамен нее я отдам тебе очаровательного негритенка - совсем черного. Если бы ты знала, как дамы в Париже и Санкт-Петербурге выпрашивали его у меня! Но я оставался непреклонен. Я даже княжне, моей невесте, отказал.

– Нет-нет, - продолжала упорствовать Констанция, - мне будет так одиноко без моей Анельки, я к ней привыкла.

– Глупости! Деревенских девок полно, а вот где ты возьмешь чернокожего слугу с зубами белее слоновой кости и ослепительнее жемчуга? К тому же он большой оригинал. Ручаюсь, ты не сможешь перед ним устоять. Половина провинции сойдет с ума от зависти. Слуга-негр - это последний крик моды, да еще ты первой во всем воеводстве заимеешь арапа среди прислуги.

Последний довод оказался неотразимым.

– Ну, ладно, - сдалась Констанция, - скажи только, когда ты собираешься ее забрать?

– Сегодня в пять часов, - ответил Леон и, весело насвистывая, вышел из комнаты. Вот к каким последствиям привело Анелькино пение гимна Пречистой. Констанция приказала ей немедленно собираться в дорогу с новым хозяином, проявив при этом не больше эмоций, чем при расставании, скажем, с комнатной собачкой или попутаем.

Девушка повиновалась молча. Чувства переполняли ее сердце до такой степени, что при первой возможности она выскользнула в сад, стремясь остаться в одиночестве и выплакаться вдали от посторонних глаз. Держась одной рукой за пылающий лоб, а другую прижимая к сердцу, она брела, куда глаза глядят, пока не очутилась вдруг на берегу ручья. Нащупав кошелек, она достала заветный рубль, намереваясь швырнуть его в воду, но тут же убрала обратно, не в силах расстаться с единственным своим сокровищем. Она чувствовала, что, лишившись его, окончательно осиротеет. Горько рыдая, девушка бессильно прислонилась к стволу дерева, уже бывшего однажды безмолвным свидетелем ее слез.

Мало-помалу ураган страстей, бушевавший в груди Анели, уступил место трезвому рассудку. Итак, сегодня ей предстоит покинуть этот дом и в дальнейшем жить под другой крышей и служить другой госпоже. О, унижение! Вечное унижение! Ну что ж, по крайней мере, жизнь ее хоть как-то изменится. Мысль о грядущих переменах заставила девушку поскорее вернуться в замок - не стоило в последний день пребывания в его стенах навлекать на себя гнев молодой хозяйки - мадемуазель Констанции.

Анелька едва успела облачиться в свое самое нарядное платье, как явилась Констанция с маленькой шкатулкой в руках. Из нее она извлекла несколько красивых разноцветных лент и собственноручно вплела их в волосы девушки, чтобы на новом месте крепостная своим внешним видом не посрамила прежней хозяйки. А когда Анелька, склонясь к ногам молодой госпожи, благодарила ее за подарок, произошло неслыханное: Констанция снизошла до того, что поцеловала на прощание свою уже бывшую служанку в лоб. Даже Леон окинул Анелю откровенно восхищенным взглядом. Подоспевший слуга отвел ее к карете, показал, куда сесть, и вскоре она уже мчалась по тракту в сторону Радополя.