Ты все уже понял, наш проницательный читатель, Именно о плотской любви они и говорили. Обнорский загнул одну из своих хохм на эту тему. Таких рассказов у него было в запасе изрядное количество. Рассказывать он умел хорошо, слушали его всегда с удовольствием.

…Обнорский рассказал баечку, посмеялись. Зверев, улыбаясь, сказал:

— Тебе бы, Андрюха, все эти истории записывать нужно.

— Зачем? — спросил Андрей.

— Как зачем? Издать… издать отдельной книжкой. Видишь — люди слушают тебя с интересом. Значит, и читать будут с интересом.

— Может, когда-нибудь и соберусь, — ответил Обнорский, пряча улыбку в бороду. — Только не знаю, когда еще это будет… и будет ли вообще.

— А я вот разок видал книжку рукописную, — сказал один из зэков. — Старинную, с рисунками… почище всяких пентхаузов будет, ну!

Этот зэк тоже был из питерских. В прошлом — мент, потом — охранник у одного банкира. Голова, шея и плечи у этого двадцатипятилетнего мужика походили на усеченную пирамиду. Новые русские почему-то считали, что чем более гориллообразным выглядит охранник, тем круче… В этом отношении бывший мент Вова мог считаться почти эталоном.

— А что за пентхауз-то рукописный? — небрежно спросил Зверев.

— О! Крутизна. Шефу моему подарили… Он — ну! — такие штуки коллекционирует, ну, типа любитель.

— Дак ты сам-то видел? — опять спросил Зверев.

— Ну! Конкретно. Старинная вещь. И рисунки, бля, вручную сделаны. Там то барин горничную дерет, то барыня с лакеем хороводится… ну! А то баба бабу приставным х… мастрячит во все дыры… ну!

Гориллоподобный Вова жизнерадостно заржал. А Сашка Зверев вдруг побледнел, напрягся.

— С ятями альбом? — спросил он Вову.

— Чего? — не понял гориллообразный ну.

— В тексте есть слова с твердыми знаками на конце? — терпеливо объяснил завхоз.

— Ну!

— Болт гну, — резко сказал Сашка. — Книга в переплете?

— Ну… в этом… в переплете типа, ну.

— Какого цвета? Переплет какого цвета?

— Ну, такой… красный с коричневым. Старинный.

В теплом вечернем воздухе над тринадцатой зоной прошелестел ветерок. Негромко рассмеялась женщина с коралловыми губами. Вдоль позвоночника у Александра Зверева побежали мурашки. Он сидел с изменившемся лицом, смотрел на гориллообразного Вову и молчал. Слева на Зверева с тревогой смотрел Андрей Обнорский. Зябко куталась в апрельский вечер верба.

Андрей ощущал, что с Сашкой что-то происходит. Он хотел спросить: что, мол, Саня?… но не спросил.

Дотлевающая сигарета обожгла Звереву пальцы. Он выругался, бросил окурок под ноги и растоптал. Зэки посмотрели на него удивленно — такого завхоз и себе не позволял, и с других спрашивал строго.

Зверев встал. Длинная — в лучах садящегося солнца — тень завхоза пересекла дворик, упала на красноватую, как бордово-коричневый переплет рукописного порноальбома, вербу… было очень тихо.

— Пойдем-ка, Вовец, поговорим, — сказал завхоз и, не оглядываясь, вошел в дверь.

Садилось солнце, стоял теплый апрель девяносто шестого года.

— Ты уверен, что это тот самый альбом? — хмуро спросил Обнорский.

— Стопроцентной гарантии, конечно, нет… Но, судя по всему, он. Не так уж, их в конце-то концов, и много, — ответил Зверев. Андрей и Сашка сидели в комнате Зверева. В телевизоре кривлялся Ельцин, на рисованном лугу паслась корова. На лугу всегда было лето, порхали разноцветные бабочки.

— М-да, — сказал Обнорский. — И когда же банкиру презентовали этот альбомчик? А самое главное — кто?

— Самое главное по-прежнему остается в тумане. Даритель Вовцу, разумеется, не известен. Что, Медынцев будет горилле докладывать? Да нет, конечно. Вовец всего лишь один из телохранителей… Просто случилось так, что господин банкир похвастался: вот, мол, подарили редкую вещицу. Иначе бы наша горилла и вообще ничего об этом альбоме не знала. И на вопрос: когда? — тоже ответа нет. Не меньше чем полтора года назад, когда Вова еще был на воле… вот и вся информация, Андрюха.

— М-да, — снова сказал Обнорский. — Не густо… А господин Медынцев — это фигура. В прошлом один из секретарей обкома. Идеолог. Потом, конечно, очень быстро перековался из товарища в господина и возглавил «Инпромбанк».

— Серьезный банк? — спросил Зверев.

— Очень… В Питере, вероятно, самый серьезный. Да и в масштабах Российской Федерации тоже имеет вес. Прийти к банкиру просто так и взять за пищик: а кто это, господин Медынцев, презентовал вам уникальный порноальбом? Не получится. Это фигура крупного калибра. Он может лично Черномырдину позвонить… а может и президенту. Уж Собчаку-то запросто.