– Но повод к нашему разговору возник только сегодня.

– Ах так! Ну что ж, в сущности я не возражаю, вот только устала я до смерти. Зайдите на минутку ко мне. Тут нам разговаривать нельзя, мы весь дом перебудим, а мне не то что жаль этих людей, а неловко за нас самих. Погодите, сейчас я зажгу у себя свет, а вы тут потушите.

К. так и сделал и выжидал, пока фройляйн Бюрстнер шепотом еще раз позвала его к себе.

– Садитесь, – сказала она и показала на диван, а сама осталась стоять у кровати, несмотря на то что она, по ее словам, очень устала; даже свою маленькую, в изобилии украшенную цветами шляпку она не сняла. – Так что же вы хотели сказать? Мне, право, любопытно.

Она слегка скрестила ноги.

– Возможно, вы опять скажете, – начал К., что дело не такое уж срочное и сейчас слишком поздно для обсуждений, но…

– Эти вступления мне всегда кажутся лишними, – сказала фройляйн Бюрстнер.

– Это облегчает мою задачу, – сказал К. – Сегодня утром, отчасти по моей вине, в вашей комнате наделали беспорядок, притом чужие люди, против моей воли, но, как я уже упомянул, по моей вине; за это я и хотел перед вами извиниться.

– В моей комнате? – переспросила фройляйн Бюрстнер, испытующе глядя не на комнату, а на самого К.

– Вот именно, – сказал К., и тут они оба впервые взглянули друг другу в глаза. – Но о причине всего происшедшего и говорить не стоит.

– Да это же самое интересное! – сказала фройляйн Бюрстнер.

– Нет, – сказал К.

– Что ж, – сказала фройляйн Бюрстнер, – не буду вторгаться в ваши тайны, и, если вы утверждаете, что это неинтересно, я вам возражать не собираюсь. И я вас охотно прощаю, раз вы об этом просите, особенно потому, что никаких следов беспорядка я не вижу.

Крепко прижав опущенные руки к бедрам, она обошла всю комнату. У циновки с фотографиями она остановилась.

– Смотрите-ка! – воскликнула она. – Все мои фотографии разбросаны. Фу, как нехорошо! Значит, кто-то хозяйничал в моей комнате.

К. только наклонил голову, проклиная в душе чиновника Каминера за то, что он никогда не мог сдержать свою бестолковую, бессмысленную суетливость.

– Странно, – сказала фройляйн Бюрстнер, – странно, что мне приходится запрещать вам именно то, что вы сами должны были бы запретить себе: в мое отсутствие входить ко мне в комнату.

– Я уже объяснил вам, фройляйн, – сказал К. и подошел к фотографиям, – ваши фотографии разбросал не я; но так как вы мне не верите, то придется признаться, что следственная комиссия привела трех банковских чиновников и один из них – я его при ближайшей возможности выставлю из банка – очевидно, перебирал ваши фотографии. Да, здесь была следственная комиссия, – добавил К. в ответ на вопросительный взгляд фройляйн Бюрстнер.

– Из-за вас? – спросила она.

– Да, – ответил К.

– Быть не может! – воскликнула барышня и рассмеялась.

– Может, – сказал К. – разве вы считаете, что на мне никакой вины нет?

– Ну, как сказать – никакой! – ответила барышня. – Не буду высказывать мнение, которое может иметь серьезные последствия, да я вас и не настолько знаю, но срочно присылать на дом следственную комиссию, наверно, стали бы лишь из-за тяжкого преступника. А так как вы на свободе и, судя по вашему спокойствию, из тюрьмы не удирали, значит, никакого тяжкого преступления вы совершить не могли.

– Да, – сказал К., – но ведь следственная комиссия могла установить, что я невиновен или, во всяком случае, не настолько виновен, как предполагалось.

– Конечно, и так может быть, – в раздумье сказала фройляйн Бюрстнер.

– Вот видите, – сказал К. – Очевидно, вы не очень-то разбираетесь в судебной процедуре.

– Нет, конечно, – сказала фройляйн Бюрстнер, – и часто об этом жалею, мне хотелось бы все знать, и как раз судебные дела меня особенно интересуют. Суд вообще страшно увлекательное дело, правда? Но я, конечно, пополню свои знания в этой области: с будущего месяца я поступаю в канцелярию адвоката.

– Очень хорошо! – сказал К. – Тогда вы мне хоть немного поможете в моем процессе.

– Вполне возможно, – очень сосредоточенно сказала фройляйн Бюрстнер. – Почему бы и нет? Я очень люблю применять свои знания на практике.

– Нет, я серьезно, – сказал К., – или, во всяком случае, полусерьезно, как и вы. Привлекать адвоката не стоит – дело слишком мелкое, но советчик мне очень может понадобиться.

– Да, но, если мне стать вашим советчиком, я должна знать, о чем идет речь, – сказала фройляйн Бюрстнер.

– В этом-то и загвоздка, – сказал К., – я сам ничего не знаю!

– Значит вы надо мной подшутили, – сказала фройляйн Бюрстнер глубоко разочарованным тоном. – Но выбирать для шуток такое позднее время совсем неуместно. – И она отошла от стены с фотографиями, где стояла рядом с К.

– Что вы, что вы! – сказал К. – Я вовсе не шучу. Странно, что вы мне не верите! Все, что я знаю, я вам рассказал. Даже больше, чем знаю; в сущности, никакой следственной комиссии не было, это я так назвал ее, потому что не знак, как еще можно ее назвать. И вообще никакого следствия не было, меня просто арестовали, но приходила целая комиссия.