Агата Кристи
Шрифт:
— И всё же вы не могли отделаться от мысли, что здесь что-то неладно, — заметила Марпл. Доктор кивнул.
— И, честно говоря, меня это мучило, — сказал он. — Я всё повторял и повторял себе, что безнравственно подозревать в таком страшном преступлении порядочную и невинную женщину. Чтобы как-то искупить свою вину, я всячески помогал ей, пока она оставалась на острове. Уладил формальности с местными властями… В общем, сделал всё, что сделал бы на моем месте любой англичанин для своего соотечественника. Несмотря на это, она явно чувствовала, что я отношусь к ней с подозрением.
— И долго она ещё оставалась на острове? — поинтересовалась мисс Марпл.
— Недели две, не больше. Дней через десять после похорон мисс Даррант она уже отправилась обратно в Англию. Сказала, что потрясение оказалось слишком сильным, чтобы оставаться там на зиму, как собиралась первоначально.
— И она действительно была очень расстроена? — спросила мисс Марпл. Доктор задумался.
— Пожалуй, я бы так не сказал, — осторожно ответил он.
— Она случайно не располнела ещё больше? Вы не заметили? — обронила мисс Марпл.
— Странно, что вы об этом спрашиваете. Я как-то не задумывался… Хотя… Да, наверное… Немного.
— Вот ужас-то! — вздрогнув, сказала Джейн Хелльер. — Точно насосалась крови своей жертвы.
— Впрочем, я, может, не совсем к ней справедлив, — продолжил доктор Ллойд. — Перед самым отъездом она всё же сделала попытку поделиться со мной тем, что могло бы в корне изменить ситуацию. Вероятно, совесть просыпается слишком медленно, и требуется изрядное время, чтобы она проснулась совсем.
Накануне отъезда с Канарских островов она попросила меня заглянуть к ней вечером. Я пришёл. Первым делом она от всей души поблагодарила меня за помощь. Я, разумеется, ответил ей, что на моём месте так поступил бы каждый порядочный человек.
Она немного помолчала, а потом вдруг спросила:
«Как вы думаете, доктор, можно ли оправдать того, кто берётся собственными руками вершить правосудие?»
Я ответил, что вопрос, конечно, сложный, и тем не менее я уверен, что нет. Закон есть закон, и нужно его соблюдать.
«Даже, если закон бессилен?»
«Я не совсем вас понимаю».
«Это трудно объяснить. Что, если человек решается на противоправное — преступное даже — действие из совершенно благих побуждений?»
Я заметил ей, что большинство преступников именно так и оправдывают свои поступки.
Она даже отпрянула от меня, и я расслышал, как она тихо простонала: «Это ужасно, ужасно». И тут же уже совершенно спокойным голосом попросила у меня снотворного. «Совершенно не могу с тех пор спать. Такое потрясение!» — объяснила она.
«И только? Вы уверены, что причина действительно в этом? Вас ничего не мучит, в голову не лезут всякие мысли…»
«Это какие же?» — резко переспросила она, глядя мне прямо в глаза.
«Ну, бессонница частенько бывает вызвана тревогой», — невозмутимо пояснил я.
«Тревогой о будущем или о прошлом, доктор?»
«И то и другое».
«Прошлое разве вернёшь? Что толку о нём тревожиться! Что было, то было. Бесполезно! Лучше не вспоминать. Не думать».
Я выписал ей лёгкое снотворное и попрощался. По дороге домой я всё время размышлял над её словами. «Разве вернёшь…» Кого вернёшь? Или что? Думаю, тот наш последний разговор в некоторой степени подготовил меня к развязке всей этой истории. Разумеется, я и предвидеть не мог, что случится, но, когда это произошло, оно уже не было для меня полной неожиданностью.
Мэри Бартон не произвела на меня впечатление раскаявшейся грешницы, скорее, женщины, готовой ради своих убеждений на всё. По крайней мере, до тех пор, пока она в них верит. И ещё мне почему-то казалось, что наш с ней разговор стал началом конца этой веры, так долго служившей оправданием её совести.
Вскоре я прочёл в газете следующее. Это случилось в одном из частных корнуоллских курортов. Как всегда в конце марта, отдыхающих было немного, развлечений ещё меньше, поэтому странное поведение одной дамы, некой мисс Бартон, сразу стало объектом их пристального внимания. Ночами напролёт она бродила по своему номеру, разговаривая вслух и мешая соседям спать. Вскоре она явилась к местному викарию. Решительно заявив ему, что она совершила некое преступление, затем она как будто передумала, стремительно поднялась и вышла, сказав, что зайдёт в другой раз. Викарий отнёс этот визит за счёт поврежденного рассудка несчастной и никаких мер не принял.
Однако на следующее утро мисс Бартон исчезла. В её номере нашли адресованную коронёру записку следующего содержания:
«Вчера я пыталась рассказать всё викарию, признаться ему… Мне не позволили. Она запретила. Сказала, есть только один способ всё исправить уйти из жизни. Жизнь за жизнь. Я должна разделить её участь — исчезнуть в морской пучине. Я думала, обстоятельства оправдывают меня — теперь понимаю, что ошибалась. Получить прощение Эйми я могу единственным способом: последовать за нею… Прошу никого не винить в моей смерти. Мэри Бартон».