Шрифт:
Долгое время никто не открывал, наконец домоправительница Хоуза, миссис Сэдлер, медленно и с трудом отодвинула два засова, сняла цепь и повернула ключ в дверях, после чего подозрительно выглянула в щелку.
— Да это викарий! — удивленно воскликнула она.
— Добрый вечер, — сказал я. — Я хотел повидать мистера Хоуза. Я увидел в окне свет, должно быть, он еще не спит.
— Может, и не спит. Я к нему не заходила, только ужин подала. Вечер у него выдался тихий — никто не навещал, да и сам он никуда не ходил.
Я кивнул, прошел мимо нее и поднялся по лестнице. У Хоуза и спальня и гостиная на втором этаже.
Я прошел в гостиную. Хоуз лежал на низком кресле-диване. Он спал. Мои шаги его не разбудили. Рядом с ним стояла пустая коробочка из-под порошков и стакан, до половины наполненный водой.
На полу, возле его левой ноги, валялся исписанный, смятый в комок лист бумаги. Я поднял его и разгладил. Начал читать:
«Мой дорогой Клемент…»
Я дочитал письмо до конца, невольно вскрикнул и спрятал его в карман. Потом склонился над Хоузом, вглядываясь в его лицо.
Затем я протянул руку к телефону, стоявшему у него под рукой, и назвал свой номер. Мельчетт, как видно, все еще пытался выяснить, откуда был тот звонок, — телефон был занят. Я попросил соединить меня, как только номер освободится, и положил трубку.
Я сунул руку в карман — хотел еще раз посмотреть на письмо. Вместе с ним из кармана выпало другое письмо — то, что я вынул из почтового ящика и позабыл прочесть.
Почерк на нем был до отвращения знакомый. Тот самый почерк, которым было написано анонимное письмо, подброшенное сегодня днем.
Я вскрыл письмо.
Прочитал его, потом еще раз, но не смог понять, о чем оно.
Я начал читать в третий раз, когда зазвонил телефон. Словно во сне я взял трубку и сказал: «Алло?»
— Алло!
— Это вы, Мельчетт?
— Я, а вы-то где? Я проследил, откуда звонили. Номер…
— Я знаю номер.
— А! Отлично. Вы оттуда говорите?
— Да.
— Что там насчет признания?
— Я его получил.
— Вы что, поймали убийцу?
Я пережил сильнейшее искушение в жизни. Я посмотрел на Хоуза. Посмотрел на измятое письмо. Бросил взгляд на каракули анонимки. Потом на пустую аптечную коробочку с фамилией Херувим на крышке. И вспомнил одну случайную беседу.
Я сделал титаническое усилие.
— Я… я не знаю, — сказал я. — Будет лучше, если вы сами придете.
И дал ему адрес.
Потом сел в кресло напротив кресла Хоуза и стал думать.
На все размышления у меня было ровно две минуты.
Через две минуты Мельчетт будет здесь.
Я взял анонимное письмо и перечитал его в третий раз.
Потом закрыл глаза и задумался…
Глава 29
Сколько я так просидел, не знаю, — должно быть, прошло всего несколько минут. Но мне показалось, что миновала целая вечность, когда я услышал скрип двери, обернулся и увидел входящего в комнату Мельчетта.
Он пристально вгляделся в спящего Хоуза, потом обратился ко мне:
— Что тут происходит, Клемент? В чем дело?
Я взял одно из двух писем, которые держал в руке, и дал ему.
Он прочел его вслух, приглушив голос:
— «Мой дорогой Клемент, мне необходимо сообщить вам нечто крайне неприятное. Поэтому я предпочел написать. Позже мы можем об этом поговорить. Дело касается недавних пропаж. Неприятно об этом говорить, но я нашел виновника, и ни о каких сомнениях не может быть речи. Как бы ни было тяжко обвинять священнослужителя, церковного пастыря, я выполняю свой долг, с болью, но неукоснительно. Пусть это послужит примером и…»
Мельчетт вопросительно взглянул на меня. После этих слов в письме стоял непонятный росчерк, на этом месте смерть остановила руку писавшего.
Мельчетт с шумом вдохнул воздух, посмотрел на Хоуза.
— Так вот в чем разгадка! И раскаяние заставило его признаться!
— В последние дни он был сам не свой, — сказал я.
Внезапно Мельчетт вскрикнул и в два шага оказался возле спящего. Он взял его за плечо и потряс, сначала легонько, потом все сильней и резче.
— Да он не спит! Он наглотался лекарств! Это еще что?
Его взгляд упал на пустую аптечную коробочку. Он поднял ее.
— Неужели он…
— Я думаю, да, — сказал я. — Он мне показывал эти порошки. Сказал, что его предупреждали не принимать большими дозами. Для него это был единственный выход. Бедняга. Может быть, наилучший выход. Не нам его судить.
Но Мельчетт был прежде всего начальником полиции графства. Те доводы, которые мог принять во внимание я, для него ничего не значили. Он поймал убийцу, а убийцу было положено судить и повесить.