— Значит, ярко-розовый в клетку, — пробормотал Ник и бросил на Куинн такой удовлетворенный, собственнический взгляд, что у нее от нетерпения голова пошла кругом. Через несколько секунд, казавшихся Куинн часами, Ник наклонился и провел по ее коже языком, следуя изгибу груди. Она затрепетала и обмякла.

Ник припечатал ее руки к стене, и Куинн почувствовала округлость его бицепсов под рукавом футболки, крепкие линии его шеи, его руки на своих запястьях. Ник прижал Куинн к стене, и язык его скользнул по ее коже. Ей нестерпимо захотелось сорвать с него футболку, прикоснуться сосками к волосам, покрывавшим его грудь, впиться пальцами в его мускулистую спину.

— Отпусти меня, — прошептала она. — Я хочу прикоснуться к тебе.

Ник поднял голову и заглянул ей в глаза — «Не останавливайся!» — и от его улыбки Куинн затопила жаркая волна страсти.

— Ни за что. — Он поцеловал ее в губы, заставляя умолкнуть, не давая дышать, все глубже забираясь ей в рот, прижимая к холодной стене и вынуждая корчиться и извиваться. Его рука обвилась вокруг талии Куинн, большой палец забрался под лифчик, и она почувствовала, как лифчик соскальзывает по мере того, как Ник стягивает чашечки вниз. Куинн напряглась, и вдруг ее шеи коснулись его волосы — Ник наклонился, и она задрожала от влажного прикосновения его губ. Потом задрожала еще сильнее, когда он начал посасывать ее грудь.

— Отпусти, — пробормотала Куинн, пытаясь вырвать руки и прикоснуться к нему. Она прижалась к нему бедрами, но Ник стиснул ее запястья, все выше задирая руки Куинн, а его губы все скользили по ее груди. Переместившись, они обнажили вторую грудь и начали дразнить сосок. Свободной рукой он потянул вниз молнию джинсов Куинн.

— Не надо, — шепнула она, прижимаясь к нему — так приятно было ощущать его повсюду. Рука Ника скользнула по ее талии, забралась за пояс джинсов под трусики, поглаживая ягодицы и стягивая белье. Он еще сильнее прижал Куинн к холодным гладким плиткам стены и улыбнулся, не отрывая губ от ее рта. Потом она почувствовала его пальцы внутри своего тела и тихо застонала от удовольствия.

— Громче, — сказал он ей на ухо, не прекращая ласкать. — Кричи!

Куинн покачала головой, но дышала все чаще с каждым движением его пальцев.

Неподалеку послышался приглушенный звук, и Куинн напряглась. Ник тоже замер, не отрывая от нее глаз, но она поняла, что он тоже прислушивается. В мертвой тишине Куинн слышала только тяжелое дыхание Ника.

— Лучше остановиться, — шепнула Куинн, но шорох не повторялся, и она уже усомнилась, что действительно слышала его. Пальцы Ника вновь шевельнулись в ее теле, и Куинн закрыла глаза.

— Ни за что, — прошептал он в ответ. — Сделаем это прямо здесь, у этой стены.

Куинн вздрогнула. Заниматься любовью в театре было глупо, она должна сказать ему «нет», объяснить, что лучше сделать это дома, у него на квартире, или хотя бы в грузовике. Но ей было так хорошо в эту секунду, что она решила позволить себе хоть раз забыться, ни о чем не думать, отдаться власти тьмы, которая заволакивала ее сознание и вторгалась в ее тело.

— Я долго ждал. Так много времени прошло с тех пор, когда я был с тобой, видел, как ты кончаешь, заставлял тебя кончить.

Его пальцы скользнули чуть выше и задвигались проворнее. У Куинн пересохло горло.

— Ник…

— Сейчас же.

Звук его голоса гулко отозвался в ее ушах.

— Ник!..

— Я размажу тебя по стене, — прошептал он, все глубже зарываясь пальцами в ее плоть. — Тебе такое и не снилось. Я возьму тебя так грубо, что ты целую неделю будешь меня вспоминать. Ты будешь вспоминать обо мне с каждым вздохом.

Куинн задрожала; ее щекотало его дыхание, ей доставляла наслаждение сила его рук, но в основном — признание: ты моя, — и темнота захлестнула ее волнами, набегавшими в такт движению его пальцев. Они все глубже проникали в ее тело, и Куинн подумала: «Давай же!» — и подчинилась его воле. Жаркая, словно наполненная тысячами иголочек кровь собралась где-то внизу, густая и тягучая, и Куинн задвигалась в ответ ритму движений Ника. Все глубже погружаясь во тьму, она чувствовала, как длинные сильные пальцы Ника вторгаются в нее, сминают увлажнившиеся складки, подбираются к крохотному твердому бугорку. «Сюда», — подумала Куинн, и когда его пальцы скользнули к нужному месту, тихо сказала: «Да, здесь», — и зашевелилась, помогая ему, вздрагивая при каждом прикосновении. «Да, здесь», — повторила она, только чтобы еще раз произнести эти слова, а потом, когда Ник наклонился к ее груди, она добавила: «И здесь тоже», — и прильнула к нему всем телом.

Остаток здравого смысла, еще теплившийся в ее сознании, твердил: «Тебе не почудился шорох. Ты слышала его», — но Куинн, отвергнув доводы рассудка, растворилась в своих ощущениях, в движениях Ника, в его пальцах, скользивших внутри нее, в его ладони, поддерживающей ее беспомощное, обмякшее тело, каждая клеточка которого пылала нестерпимым жаром, в его губах, впившихся в ее губы, в его страсти, в зловещей темноте, таившейся в нем, в…

— Давай же! — прошептала она, и пальцы Ника выскользнули из ее тела. От ощущения пустоты Куинн вздрогнула и, громко вскрикнув, метнулась вслед за ними, ища бедрами тепло Ника, прижимаясь к его пальцам, к его руке до тех пор, пока та вновь не легла на ее тело — и не только рука, но что-то твердое и массивное втиснулось между ее бедер. — Наконец-то! — выдохнула Куинн, целуя Ника, чувствуя, как он прижимается к ней, а его рука раздвигает ей ноги и направляет отвердевшую плоть в ее тело.

Ник приподнял ее бедра своими и задвигался, с каждым вздохом отрывая ее от пола. С каждым его толчком Куинн теряла равновесие, вжимаясь спиной в холодную гладкую стену. Легкое покалывание сменилось нестерпимым зудом, который разливался под кожей, заставляя Куинн извиваться, и она едва не потеряла рассудок — но нет, на сей раз он не пожелал покинуть ее. «Давай же!» — вновь подумала она, погружаясь во тьму, чувствуя, как ее тело наполняется неведомой силой. Открыв глаза и увидев, что Ник смотрит на нее, она взглядом вобрала его в себя без остатка, и отныне он безраздельно принадлежал ей.