– Григорий Павлович, опять...

– А как земля, космос?
– задал вопрос Титов.

– Нормально. Земля голубая, а космос черт знает какой. Если бы он был черный, это было бы жутко, но на самом деле, там такое обилие светлых точек, что смотришь как на город в темноте.

– А вам не было страшно?
– спросила на этот раз Алла Владимировна.

– Было. Когда какой-то умник сказал, что вырубил у меня ручное управление, чтобы я не сбежал на ракете за границу.

– Когда узнали об этом, что вы делали, как себя чувствовали?
– спросил Гагарин.

– Чувствовал погано, но лучше всего когда попадаешь в такую ситуацию, крыть всех матом. Сделать-то ты всеравно ничего не сможешь, но зато им неприятно, а тебе легче.

– Ребята, - сказала Алла Владимировна, - вам пора.

– До свидания Григорий Павлович.

– Счастливо мужики. Чтоб вам сопутствовала удача.

Я плюнул три раза через левое плечо

Прошло уже четыре месяца, после моего полета. Меня уже давно кончили исследовать, но по-прежнему держали в городке.

В мою берлогу вдруг пришел генерал, который завербовал меня в эту авантюру.

– Здравствуй, Григорий Павлович. Принес тебе радостное известие, завтра тебя отпускают на свободу.

– Какое завтра число.

– 12 Апреля.

– Здорово вы тянули. Вы мне все выдадите, паспорт, деньги?

– А как же, Андрей Павлович приказал дать тебе денежное довольствие по полной форме, за все время, что ты был осужден и еще на три месяца вперед.

– Расщедрился как. Лучше б помог устроиться на работу. Мне с такой автобиографией даже в посудомойщики не поступить.

Генерал задумался. После минутного молчания, он спросил.

– А куда б, ты хотел идти?

– Я же ни чего, кроме как летать на самолетах не умею.

– Истребительная авиация для тебя отрезана, точно, но могу походатайствовать на вертолеты. Здесь под Москвой. Не против? Все-таки я у тебя в долгу.

– Ладно, хоть не подарок, но все же небо.

– Договорились. Я сегодня переговорю кое с кем, у нас же много идиотов и их надо еще уломать, а завтра тебе вместе с документами дадут и направление.

Утром, после завтрака, мне выдали деньги, документы и направление в воинскую часть. Я даже обалдел, вот уж не думал, что возьмут обратно в армию. Ай да генерал.

Только я вышел за проходную, как услышал сзади крик.

– Гриша. Григорий Павлович.

Ко мне от проходной, стуча каблучками, бежала Алла Владимировна.

– Григорий Павлович, - она схватила меня руками, - мы с вами не попрощались.

Она обняла меня и вдруг, заплакала.

– Григорий Павлович, вы все равно первый.

Ее голова восстановилась напротив моей. В глазах стояли слезы.

– Чего волноваться, первый..., второй... Меня отпустили, я свободен.

– Он... полетел.

– Кто?

– Гагарин.

– Вот почему меня держали долго у вас. Черт с ним, Алла Владимировна. Я теперь вольная птица. Слушайте, Алла Владимировна, бросьте на сегодня эту работу, пойдемте отпразднуем мою свободу.

– Хорошо. Подождите меня здесь. Не уходите ни куда. Я сейчас приду.

Она вышла без традиционного наутюженного халата и дурацкой шапочки и я ее не узнал. До чего же точеная фигура, черт возьми, говорят из золушки должна получиться королева, а вот из врачихи, чтоб вышла принцесса - это диво.

– Сейчас бы ни за что не поверил, что у вас двое детей и муж.

– Гриша, до чего у тебя дурацкий комплемент.

– Это природное. Когда мужчина видит красивую женщину, он глупеет. Ладно, вон подошел какой-то автобус. Он нам подойдет? Бежим.

Мы сидим в ресторане и жуем весенние дорогие салаты.

– Куда дальше Гриша?

– Андрей Павлович выбил мне работу в воинской части. Буду летать на тихоходах. А ты как?

– Никак, защищусь, буду кандидатом. Потом вырасту до доктора и буду стареть до конца жизни.

– Наверно, тяжело быть женщиной и доктором наук одновременно.

– Я как-то не задумывалась об этом, но наверно тяжело.

В этот момент раздался рев в ресторане. К нам подбежал официант.

– Слыхали. Наш, первый, в космосе. Гагариным зовут.

Он помчался к следующему столику.

– Вот и началось, - сказала Алла Владимировна.
– Сейчас все сойдут с ума.

– Чего вы так переживаете? Это хорошо, что первый - наш. Радоваться надо.

– Хуже всего, когда ты знаешь правду и не имеешь право ее рассказать. Очередная тайна будет похоронена навсегда.