Евгений Кукаркин
Рай
ПРОЛОГ
АД
– Лекарь, вставай.
Меня тряс за плечо мой сосед по койке.
– Слышишь, - продолжил он, - наши начали.
Где-то внизу раздавался грохот, крики. Казарма ходила ходуном. Я натянул штаны, куртку и бросился за соседом вниз по лестнице.
– Лекарь, где лекарь?
– заорал чей-то голос.
– Лекаря сюда.
– Здесь он. Здесь, - ответил криком сосед.
Меня схватили под локти и поволокли по второму этажу в угол, где на койках уже лежали два человека. Грохнул выстрел, за ним дробью отразили эхо выстрелов пулемета с вышки, своды казармы. Зазвенели стекла. Кто-то закричал.
– Крошку, убили, - сказал кто-то у двери.
– Да делай же ты что-нибудь, - рядом со мной держа железный прут от кровати стоял староста блока "Б", Матерый.
– Чем? Ни бинтов, ни ваты, ни иода, ни черта нет.
Матерый выругался длинным вразумляющим матом. Потом схватил за плечо моего соседа по койке.
– Слушай, ты, проберись к тумбочке Крошки, у него там в конце коробка из-под приемника. Тащи ее сюда.
Сосед исчез. Один раненый был без сознания. На правой части лица клочьями свисала кожа, с нее каплями стекала кровь. Само лицо распухло и приняло фиолетово-кровавый оттенок. Другой, - лежал с переломанной в двух местах рукой и глухо постанывал.
Принесли Крошку. Я ему ни чем помочь не мог. Пуля пробила ему грудь и смерть наступила мгновенно. Примчался сосед с коробкой и когда я ее открыл, то увидел аптечку, с необходимым для первой помощи материалом.
Внизу стрельба усилилась и вдруг внезапно затихла. Раздала голос мегафона.
– Граждане заключенные, прекратите сопротивление. Вас подбивают несознательные элементы к насилию. Будьте благоразумны. Те кто будет нам сопротивляться, получат дополнительные сроки. Еще раз повторяем. Не надо осложнять себе жизнь.
Послышались ответные крики. Заключенные привели двух связанных надзирателей и посадили на койку недалеко от меня. Появился опять Матерый.
– Лекарь, посмотри этих двух. Нам они живые нужны.
Надзиратели были в порядке. Только у одного рассечена бровь и я ее заклеил пластырем.
Минут пятнадцать переругивались стороны. И внизу опять начался штурм. Грохот выстрелов слился в сплошной рев. Стекла правой стороны казармы уже были выбиты все. Мне стали поступать раненые с нижних и с верхних этажей. В основном, с пулевыми ранениями.
Матерый привязал к пруту кровати наволочку и выставил его в окно. Выстрелы затихли.
– Эй, - заревел он в окно.
– Вы не забыли, что у нас двое ваших. Если вы прорветесь в казарму, мы им перережем горло.
– Покажи их в окно, - ответили с низу.
– Тебе, скоту, верить нельзя.
Четверо зеков подхватили надзирателей и подтащили их к окнам.
– Вася, ты хоть рот можешь открыть?
– Иди ты в жопу. Из-за тебя, мудака, все началось. Ты там, а мы в дерьме, - прокричал один из надзирателей.
Матерый махнул рукой. Надзирателей от окон отвели. Начались переговоры.
– Мы хотим человеческого отношения к себе. Хотим, чтоб убрали от нас мясника капитана Рыжова. Требуем нормальной пищи и санитарных условий.
Матерый, впервые, длинную речь произносил без мата.
Нам в ответ, только предлагали сдаться.
Кто бы мог подумать, мы держались пять дней. Милиция получила подкрепление и на пятый день взрывы сотрясли решетчатые окна нижнего и нашего этажа. В проемы окон полезли омоновцы. Свалка приобрела дикий вид. Вал орущих и кувыркающихся тел двигался к моей импровизированной больнице.
То что я увидел позже, потрясло до основания. Матерый подошел к койке с надзирателями и хладнокровно перерезал им горло. Дерущиеся люди дошли до первых коек с ранеными и омоновцы стали избивать их и прыгать по ним кованными ботинками.
Крики усилились.
Я такого тоже вытерпеть не мог и схватив стальной прут от койки, оставленный Матерым, обрушил его на блестящий шлем, защищавший милиционера. Он рухнул как подкошенный. Второго удара мне сделать не удалось. Что-то обрушилось на мою голову и я провалился в темноту.
Мое дело разбирал не суд, а специальная комиссия, прибывшая по поводу возникновения беспорядков в Оренбургском централе. Как ни странно, но меня спасло звание кандидата биологических наук.
– Как же вы ученый, ввязались в эту кашу?
– спросил председатель комиссии.
– Вы наверно забыли, я исполнял обязанности лекаря и помогал людям. Поэтому я там был. И еще, прошу не забывать, я сам заключенный.
– Это печальный факт, но вы сами виноваты.
– В чем?
– В том, что вы заключенный. Никто вас не просил, что бы вы разглашали военную тайну и этим подрывали мощь государства..