Я уже отмечал, что в ставке фюрера еще надеялись, с одной стороны, на благоприятное развитие политической ситуации и, с другой стороны, на создание вскорости нового секретного оружия, - надежды, по моим сведениям, абсолютно беспочвенные.

К июлю 1944 года положение стало откровенно угрожающим.

В первую неделю июня потрясающий удар русских смел нашу оборону на Восточном фронте. Группа армий "Центр" фактически перестала существовать. Более тридцати германских дивизий попало в плен! Невозможно даже представить себе, как разом мог сдаться весь мощный кулак армий. Повинен ли в этой катастрофе штаб Верховного главнокомандования? Или причиной стали усталость и падение духа в войсках? А на западе союзники, используя подавляющее превосходство в вооружении, неотвратимо приближались к границам Германии. Нам оставалось только стиснуть зубы и продолжать борьбу у самого края пропасти. Честно говоря, тогда мы еще не считали свое поражение неизбежным.

20 июля 1944 года я должен был отправиться в Вену, где предстояло согласовать некоторые детали операции против Тито. И тут, словно гром среди ясного неба, пришло сообщение о неудачном, к счастью, покушении на Гитлера. Мы - мои офицеры и я - были буквально ошеломлены. Как такое могло произойти? Может, группе неприятеля удалось проникнуть на территорию ставки фюрера? Мы и предположить не могли, что бомбу подложил немец. Во всяком случае, раз Гитлер остался жив, я не видел никаких причин отменять поездку.

В 6 часов вечера мы с Радлем приехали на Ангальтский вокзал в Берлине, расположились в забронированном для нас купе и стали было готовиться ко сну. Но на станции Лихтерфельде, что на самом краю берлинского округа, с платформы донеслись крики:

– Штурмбаннфюрер Скорцени! Штурмбаннфюрер Скорцени!

Я выглянул в окно и, увидев бегущего вдоль состава и орущего во все горло офицера, махнул ему рукой. Совершенно запыхавшийся, он вскоре оказался в нашем купе.

– Господин штурмбаннфюрер, вам следует немедленно вернуться... Приказ сверху... покушение на фюрера вызвало путч.

Я недоверчиво пожал плечами.

– Видите ли, это непросто. За срыв задания кто-нибудь может поплатиться головой. Тем не менее... я возвращаюсь. Радль! Поедете в Вену и начнете переговоры. Я присоединюсь к вам завтра.

Мы направились в Главный штаб войск СС, и по дороге офицер сообщил скудные сведения, которыми располагал. Получалось, что имел место настоящий заговор, инициированный группой высших офицеров и генералов. К Берлину якобы шел бронепоезд, но никто не знал намерений его командиров. Я никогда не принимал на веру непроверенные и неконкретные сведения, считая их не более чем болтовней.

Шелленберг, ставший бригадефюрером СС, сразу принял меня и сообщил некоторые подробности. По его словам, штаб переворота находился на Бендлерштрассе - иначе говоря, в штабе армии резерва и контролировал территории Германии, Чехословакии, Польши, Эльзаса и пр. Шелленберг был очень бледен и чрезвычайно встревожен. Буквально под его рукой на письменном столе лежал огромный револьвер.

Ситуация неясна и чревата опасностями, заключил он. Во всяком случае, если они доберутся сюда, будем защищаться. Я уже раздал всем автоматы. Не могли бы вы поскорее прислать из вашей команды специалиста по обороне зданий?

Но в суете я совершенно забыл предупредить свою группу. К несчастью, телефонная связь работала с перебоями. В конце концов мне удалось связаться с Фриденталем и вызвать гаупштурмфюрера Фолькерсама.

– Немедленно объявите в батальоне тревогу. Гаупштурмфюрер Фукер примет командование и будет действовать в соответствии с приказами, полученными от меня лично. Первую роту немедленно направить в штаб СС, где я сейчас и нахожусь. Вы вместе с фенрихом* Остафелем, который нужен мне в качестве адъютанта, садитесь в бронеавтомобиль и на полной скорости мчитесь сюда вперед всех.

Повесив трубку, я повернулся к Шелленбергу.

По-моему, сказал я, следует разоружить ваших сотрудников: меня пронизывает страх, когда ваши чинуши при мне размахивают пистолетами. Именно так я и поступлю, ибо внутри этого склепа не стоит играть в игрушки с оружием. Если же "они" появятся здесь до прибытия моей роты, вам лучше будет бежать, поскольку вы не внушите им уважения к своей персоне.

Я предоставил ему бороться со своими сомнениями и вышел на улицу. С лихорадочным нетерпением я ждал Фолькерсама и Остафеля, которые, четко выполняя приказ, уже через полчаса показались вдали в облаке пыли. Я решил своими глазами посмотреть на происходящее в Берлине. Фолькерсам остался в штабе СС, и я пообещал время от времени выходить с ним на связь. Как жаль, что мы не имели в то время портативных радиопередатчиков "воки-токи", которыми пользовались американцы!

Вскочив в машину, я на предельной скорости поехал в район правительственных учреждений, но там все оказалось совершенно спокойно. Затем отправился к площади Фербеллин, где находился штаб генерала бронетанковых войск Больбринкера, с которым я был знаком. Здесь улицы имели вид не столь мирный: широкий проспект, ведущий к площади, перегородили два огромных танка. Узнав меня, танкисты позволили проехать дальше. Становилось очевидным, что "мятеж" оказался менее серьезным, чем думалось Шелленбергу. Генерал Больбринкер немедленно принял меня. Он не был слюнтяем и сразу решительно потребовал от руководства распоряжений. По приказу командующего армией резерва он вызвал в Берлин бронетанковые части из Вюнсдорфа и сконцентрировал их возле своего штаба, чтобы находились под рукой. Теперь он ждал дальнейшего развития событий.