О.
– Не было такой операции, где бы не применялись наши люди. Группы ходили в "тыл" боевиков, патрулировали районы и маршруты, упреждали провокации. Вели разведку, в том числе радио и агентурную.

В.
– Насколько верны сведения о том, что ваши люди причастны к ликвидации некоторых полевых командиров и даже самого Дудаева.

О.
– Чтобы вывезти вертолетом группу на место, откуда Дудаев говорил по телефону в момент гибели, - с высадкой, обеспечением, потребовалось бы часа два. Что же, все это время он говорил?

В.
– Понимаю, что в вашей службе есть тайны.

О.
– Мне приятно, что вы это понимаете. Не тайна, что среди наших есть раненые и погибшие, восьмерым присвоено звание Героя России.

В.
– Гасить новые конфликты, если грянут, придется опять вам. Статус и возможности вашей службы позволяют это делать?

О.
– Это глобальный и больной вопрос. К сожалению, прошлый горький опыт не учитывается. В советско-финляндской войне подразделения, подобные сегодняшнему спецназу, составляли около 5 процентов от непосредственно участвовавших в боевых действиях, а в Афганистане уже около 20 процентов. В Персидском заливе, в Панаме тенденция сохранилась, что и предопределило исход боевых действий.

Как мне представляется, войска специальных операций сегодня должны развиваться в первую очередь. Мобильные, подвижные, не обремененные тяжелым вооружением, живучие и экономичные, они способны через несколько часов оказаться в любой точке страны. Просочившись, мы не дадим противнику тронуться с места - так обученная собака на охоте "сажает" медведя или лося. Если по аналогии с американцами, то надо создать ССО под единым командованием, с единым замыслом, подчинив им часть сил военнотранспортной авиации, ВМФ, легких пехотных соединений, тогда спецназ станет палочкой-выручалочкой для Вооруженных Сил и страны.

В.
– В чем именно?

О.
– Силы специальных операций могут выполнять широкий спектр задач: борьба с иррегулярными формированиями или, наоборот, поддержка партизан; поиск и эвакуация экипажей самолетов и вертолетов, сбитых в тылу противника; вызволение из плена; защита собственности и прав России и ее граждан за рубежом; специальные психологические действия - деморализация противника, склонение к дезертирству и сдаче в плен. Во время событий в Персидском заливе благодаря таким действиям американцев сдались в плен около 7 тысяч иракских военнослужащих.

В.
– В Великобритании разведывательно-диверсионные войска, которых многие не совсем верно называют "коммандос", были созданы в 1940 году, в США - в годы Второй мировой войны ("рейнджерс"). Сегодня те и другие процветают, выполняя перечисленный вами спектр задач. В чем ваши с ними похожесть и отличия?

О.
– Цели и задачи в основном схожи, но много и отличий. В частях специального назначения США служат офицеры в звании не ниже капитана, нет рядовых солдат - только сержанты. А мы не можем в ряде случаев принять по контракту достойного человека: деньги, жилье. Но военные конфликты показывают: роль специальных операций в них постоянно возрастает. Исследования показали: в крупномасштабных боевых действиях противник для борьбы с диверсионно-разведывательными группами вынужден будет отвлекать до 10-15 процентов своих сил в тыловой зоне, в условиях локальной войны - до 20-30 процентов. Это по существу активно действующий фронт на территории противника.

В.
– После провала с освобождением заложников в Иране в апреле 1987 года в США была введена должность помощника министра обороны по специальным операциям и конфликтам низкой интенсивности, силам специальных операций был придан статус, аналогичный нашему роду войск, куда входят все специальные подразделения видов ВС. Командует ими четырехзвездный генерал, в каждой оперативной зоне командующий - бригадный генерал. А у вас звание полковника - потолок, тупик в карьере.

О.
– Я убежден: России нужен закон о специальных операциях (действиях), нужно придать им статус государственной политики. Сенат США несколько лет назад утвердил перечень специальных операций. В феврале этого года по приглашению командования США я был в Гонолулу на конференции по деятельности сил специальных операций стран АзиатскоТихоокеанского региона - участвовали около 20 государств. Так вот, многие из родственных нам формирований расширили диапазон своих действии, включив в него, например, борьбу с терроризмом и наркобизнесом, разминирование территорий, где шли военные конфликты. Последнее, конечно, дело саперов, но только если они знают, где нужно разминировать. У спецподразделений же есть методика поиска минных полей.

А относительно тупика в карьере вы правы. Курсант-спецназовец не может мечтать не только о маршальском жезле, но и о генеральских погонах. Люди от нас подчас уходят по этой причине.

В.
– Скажите напоследок, Владимир Андреевич, почему у подразделений вашего спецназа нет звучных названий типа "Витязя" или "Альфы", нет своей символики? Что, лучший спецназ тот, который себя не афиширует?

О.
– Отчасти поэтому. А вообще - так сложилось. По моему убеждению, в результате военной реформы должны появиться войска или силы специального назначения, способные создавать на территории противника активно действующий фронт. В основе их мог бы быть спецназ Вооруженных Сил. Тогда и придумаем себе символику и "красивые" названия. (Газета "Красная Звезда", 15 ноября 1996 г.)

"Рукопашка" после Чечни

На основе многочисленных журнальных и газетных статей, телепередач и кинофильмов можно сделать вывод, что рукопашная подготовка является одним из наиболее важных предметов в обучении спецподразделений всего мира. Логично предположить в этой связи, что рукопашные схватки в современной войне - широко распространенное явление. Во всяком случае, именно такое мнение бытует среди молодых поклонников боевых искусств, которым участвовать в настоящей войне, к счастью, не приходилось, но которые смотрели по видео массу боевиков западного, восточного и отечественного производства. Они в своем большинстве уверены, что знают самую что ни на есть сермяжную правду о войне.