А служители бросились укреплять высокую железную решетку вокруг арены.

И вот под звонкий марш, под медные трубы, мягкой походкой, один за другим прокрались по решетчатому коридору тигры.

Они вошли на арену, жмурились на свет и заходили в беспокойстве вдоль решетки. Они зло искоса глядели на публику, и люди невольно прижимались к стульям.

Оркестр переменил музыку, заиграл плавный вальс, и на арену въехала Луиз Кандерос на высокой белой лошадке.

Артистка улыбалась и кланялась публике, кивала головкой и не глядела, как скалились тигры - и как на них косила глаза белая лошадка.

– И гоп!
– крикнула Кандерос и взмахнула вверх рукой.

Лошадка стала на дыбы и пошла под музыку вкруг арены. Тигры заметались, забегали в клетке, но наездница не глядела на них и беспечно покачивала головкой в такт музыке. Лошадка сделала полный круг и дошла до подъемных дверей клетки.

– Алле!
– крикнула артистка. Лошадь опустилась, и вдруг все заметили, что что-то случилось. Будто лошадь наступила на лапу тигру, и в тот же миг зверь махнул лапой, лошадь рванулась, артистка едва усидела, весь цирк завыл, публика забилась, затопотала на своих местах. Но уже десять железных шестов просунулось в клетку, как пики, и выстрелы залпом ударили в воздухе. Никто не мог понять, что происходит, все ждали ужаса и крови, сейчас, сию минуту, и люди не слышали своего крика за ревом зверей. Публика не заметила, как помощники артистки успели поднять вмиг железную дверь. Эти помощники были всегда наготове, с шестами и револьверами. На один миг они напугали тигров и за этот миг сделали все. Зрители пришли в себя, когда лошадь с артисткой была уже в решетчатом коридоре и железная дверь опустилась сзади нее. Через две минуты все было в порядке, и тигры один за другим, рыча, шли по коридору вон с арены.

Публика волновалась, некоторые уходили, уводили детей.

Но в это время на арену вышел сам директор и зычным голосом, как из бочки, возгласил поверх всего шума:

– Граждане! Артистка невредима! Легко ранена лошадь. Спектакль продолжается.

И сейчас же грянула веселая музыка. На арену выскочил Рыжий, в руке он держал обруч, публика сразу стала садиться на места.

Директор вспотел от волнения, он стоял в проходе и утирал красное лицо платком. Он с радостью замечал, что публика начинала успокаиваться, и водил глазами по верхним местам. Он не заметил, как подбежал к нему Рыжий:

– Гражданин директор!
– крикнул над самым ухом Рыжий. Директор вздрогнул, котелок соскочил на толстый затылок. Смех легким шумом пробежал в публике.

– Гражданин директор, держите обруч!
– и Рыжий тянул директора за рукав на арену.

Толстый директор шагнул два шага.

– Держите колесо!
– Рыжий совал ему в руки обруч.
– Я прыгай, как велосипед!
– заорал Рыжий.

Он отбежал и колесом покатился к обручу. Но в это время из прохода вбежал Захарьев.

– Мой обруч!
– взвизгнул Захарьев на весь цирк и вырвал у директора обруч. Рыжий вскочил на ноги:

– Что-о? твой? отдай!

– Мой, - завизжал Захарьев и бросился бежать.

А директор стоял, мигал глазами и не знал, что затеяли клоуны, - но уж рад был, что публика весело гудит и на галерке и в ложах.

– Гражданин директор!
– подскочил Рыжий.
– Можно я ему по морде дам? Сегодня. Воскресная оплеуха?

Директор кивал головой, растопырив руки.

– А! можно!
– закричал Рыжий и во всю прыть погнался за Захарьевым. Захарьев бежал по барьеру арены, Рыжий за ним. Захарьев дал такого хода, что уж сам сзади стал нагонять Рыжего, а Рыжий бежал в двух шагах впереди, орал:

– Держите его!
– и вдруг упал и встал на барьере горбом. Захарьев с разбегу вбежал на него и... и не сбежал вниз: он с разгону так и пошел вверх, пошел прямо по воздуху, быстро семеня ногами, как будто под ним был твердый помост.

Весь цирк ахнул.

А Захарьев орал во весь голос сверху:

– Держите, держите меня! ой, что со мной делается!
– И еще шибче перебирал ногами.

Летучая немка Амалия, откинувшись на стуле, хохотала в ложе.

А Захарьев кругами забирал в воздухе все выше и выше. Он уже был у перил, что отделяют галерею, и тут вдруг попал ногами на эти перила и побежал.

Рыжий уже влез туда же и бежал за ним следом, они добежали до пустого пролета, и вот Захарьев пробежал по воздуху над пролетом как ни в чем не бывало. Рыжий повернул назад.

– Ой, держите меня!
– орал Захарьев, - за что попало, хватайте меня! и бежал по воздуху, поперек, через цирк. И вдруг Рыжий выскочил из-за барьера галерки и - цап! поймал за обруч. Захарьев бежал теперь по воздуху, перевернувшись вверх ногами, он по-прежнему бежал ногами, будто муха по потолку. Рыжий висел на обруче. Они были на самой середине арены, но уже всего на двух саженях высоты.

– Дай!
– крикнул Рыжий.
– Бах! и оплеуха щелкнула звонко на весь цирк.

Захарьев бросил кольцо, и Рыжий полетел вниз. И в этот миг потух свет. Он вспыхнул через минуту.

Захарьев с Рыжим стояли рядом посреди арены и кланялись публике. Захарьев помахал клоунским колпачком, и вот колпак сам поднялся в воздух. Только тогда публика увидала тонкий проволочный канат, что шел к самому куполу цирка. Он был черный, его нельзя было сразу заметить. Это был тот самый канат, на котором летала Амалия.