Ветал Кудрявцев: — А "Путешествие Йеро"? — да Фэнтэзи, но и там, и там отталкиваются от нашего мира, все-таки, или от мира книг с глобальными катострофами (я думаю, примеров не надо, много такой постъядерной литературы). Там просто добавлена некая мутация, усиливающая парапсихологические способности людей… Ну и в "пауках", там еще и философия не слабая…

Олег Мороз: — В фэнтэзи, как правило, начинают с чистого листа и строят новый мир.

Он вполне может унаследовать некоторые черты нашего мира (намеренно или подсознательно), либо мира какого-либо иного литературного произведения, но это делается лишь для придания ему некоторого специфического запаха (flavor'а) узнавания.

Ветал Кудрявцев: — А мифы и архетипы всякие? Вот сказал, ты — Эльф, а я уже думаю, насколько у него уши длинные и заостренные, и почему-то не удивляюсь, когда узнаю, что он магией владеет…

Олег Мороз: — Вот-вот, именно это я и имел в виду, когда говорил об "узнавании по запаху".

Алексей Колпиков: — А как вообще мы понимаем термин "Фэнтэзи"? В чем его отличие от остальных жанров? В чем его привлекательность?

Ветал Кудрявцев: — Альтернативные миры, которые отличаются от нашего, но при этом могут иметь много общего с нашим (или наоборот), чем и интересны.

Алексей Колпиков: — А почему звон мечей зачастую приятней, чем завывание бластера?

Ветал Кудрявцев: — А в том же "Мире Пауков" бластеры очень неплохо воют….

Просто бластеров как правило много, и на каждом стоит s/n и Made On — а крутые мечи — явление уникальное, у каждого имя свое, характер — человечнее они. А вообще-то не в одних мечах дело… Ну а я хорошую SF читаю за такую же милую душу как и фэнтэзи, так что строгим судией быть не могу.

Игорь Политико: — Звон мечей приятнее потому, что меч в конечном счете — просто кусок железа, то есть одна из стихий. Есть мнение, что при правильном владении холодным оружием оно принимает на себя грех кровопролития (вернее, он "тонет", "поглощается" стихией железа). Ну а всякий гадкий бластер — это технология, а значит от лукавого…

Алексей Колпиков: — Я в принципе имел ввиду романтическую подоплеку сказанного, то есть, выражаясь простым языком, хотел подчеркнуть лучшую читабельность фэнтэзи, ибо от нее как-то по особому дух захватывает, какие-то нереальные картины возникают, мне кажется.

На мой взгляд, фэнтэзи в первую очередь — литература, и как всякая художественная литература, предполагает наличие помимо сюжета и мифологическо-философской подоплеки еще характеры и сцены…

Сергей Макситенко: — Да, да я тут согласен. Ну фэнтэзи — это в принципе то, чего нет и возможно не будет. Это как работа мозга во сне, он прорабатывает различные варианты различных ситуаций, многократно пытаясь предсказать события. И мы, как маленькие дети (это даже хорошо, и они это делают постоянно) пытаемся представить себе что было бы, если бы….

Фэнтэзи стала литературой потом, а сначала был, наверное, сон…

Алексей Колпиков: — А многие считают, к примеру, что Средиземье — лишь далекое прошлое нашего мира, Амбер — реальный центр мироздания, а Муркок — просто вселенский пророк!

Сначала вряд ли был все же сон, это я смотрю по качеству раннего фэнтэзи, дотолкиеновского. Это был не сон, это была погоня за деньгами, увы…

Ветал Кудрявцев: — А Лавкрафт?… Ведь я не думаю что дример — это лишь литературный сюжет. А о распорядке дня ДЖ.Р.Р. слышал я думаю? Да я и сам пробовал фэнтэзи писать — оттуда это, из снов…

"Но не многие знают в каком".

Алексей Колпиков: — А мифы и легенды тогда как? Мне, кстати, нравятся индейские мифы и мифы северных народов России. Нет зла, нет добра, нет демонов и духов, разделенных на касты. Есть единое, которое может служить как злу, так и добру…

Сергей Макситенко: — Ну эти нации долгое время жили, вообще не ведая о других себе подобных и, тем более, о разных верах.

Евгений Гаркушев

Человек, который знался с эльфами (рассказ был опубликован в газете "Мир наизнанку" в январе 1995 г. и любезно предоставлен С.Еременко в эхоконференцию RND.FANTASY)

Я не хочу называть его имени, а искажения фактов он не любил. Поэтому ограничусь местоимениями. В нем было много необычного. Но, как правило, со стороны это было не очень заметно. Ведь встретив кого-то, едущего на велосипеде в городе, вы не станете объявлять его странным типом, а вдали от города, да еще ближе к полуночи, вы, наверное, бываете не очень часто, или вы тоже со странностями. А такие вещи, как штудирование Эпоса Нолдоров или изучение эльфийского языка, занятия безобидные и незаметные.

Когда и как он впервые встретился с эльфами, сказать сложно. Видимо, это экстраординарное событие подействовало на него столь ошеломляюще, что он никогда не делился своими воспоминаниями о нем. Последующие встречи приобрели несколько большую обыденность, и он иногда упоминал некоторые разговоры с сумеречными эльфами, не указывая прямо источник.

Меня всегда занимало, на каком языке он общался с эльфами. Их языка, при всей увлеченности данной темой, он хорошо знать не мог. На языке первоисточников сведений о них не должны были сообщать сами эльфы, особенно если они живут у нас. Впрочем, как я понял, они здесь не жили, а лишь ходили. Куда и откуда — не знаю.