Юрка спросил:

– Что это ты какая нарядная? Лелька озлилась.

– Где нарядная, в чем? Чистое платье надела,- и уж нарядная!

– Ну, ну, я ничего. Я так.

– Дай-ка воды выпить. Похолоднее. Из крана.

Ходила по комнате. Разговаривала. Но иногда на вопросы Юрки забывала отвечать. Задумывалась. Вполголоса сказала сама себе:

– Черт знает что!.. Ну, пока! И ушла.

Ведерников ее поджидал. Она с любопытством оглядела украдкой его комнату. Было грязновато и неуютно, как всегда у мужчин, где не проходит по вещам женская рука. Мебели почти нет. Портрет Ленина на стене, груда учебников на этажерке. Ведерников сидел за некрашеным столом, чертил в тетрадке фигуры.

– Чем это ты занимаешься?

Он поднялся, устало провел рукою по лбу.

– Геометрическую задачу решал.

Сложил тетрадку, положил на этажерку. Лелька села на подоконник и развязно болтала ногою.

– Здорово тебе работать приходится. И на производстве, и общественная работа, и на рабфаке. Как выдерживаешь!

– Ну, как будем материал обрабатывать? Садись к столу.

Сели, стали разбираться в цифрах: количество ударных бригад, снижение брака, результаты соревнования. Работа была огромная. Сидели до позднего вечера. Оба увлеклись.

Ведерников с злыми глазами говорил:

– Инженеры не оказывают никакой помощи, на этом необходимо заострить вопрос. Соревнование идет мимо них. И мы определенно должны сказать на конференции: "Товарищи! Вы ни черта нам не помогли!"

– Правильно. Ну, погоди. Значит,- выводы? Первый: соцсоревнование себя оправдало как метод вовлечения рабочих масс в руководство нашим заводом.

– Так. Второе,- обязательно: рабочий с самого начала подхватил хорошо, но организации проспали, встряхнулись только после лета.

Хорошо работалось. Почувствовали себя ближе друг другу. Выработали тезисы.

Ведерников сидел, понурив голову, и вдруг сказал:

– Да. А по правде ежели сказать, трудно будет, понимашь, широко развернуть у нас ударное дело. Лелька изумилась.

– Почему?

Он помолчал и ответил:

– Деревня.

– Что - деревня?

– Сколько у нас настоящих пролетариев на заводе, много ли? Все больше деревенские. А что им до завода, до производства? Им бы дом под железом построить себе в деревне, коровку лишнюю завести, свинью откормить пожирнее... Собственники до самой печенки, только шкура наша, пролетарская.

Лелька радостно слушала. В первый раз Ведерников говорил с нею задушевно, без отчужденности. Ее глаза светились жадным вниманием, она не отрывала их от глаз Ведерникова.

– У меня даже такая, понимашь, идея: не нужно бы совсем их на заводе, гнать вон всех без исключения. Это злейшие классовые наши враги... Э-эх! Пока не переделаем деревню, пока не вышибем из мужичка собственника, не будет у нас дело ладиться и со строительством нашим. Вся надежда только на коллективизацию.

Был уж второй час. Ведерников спросил:

– Кто доклад будет делать?

– Как хочешь.

– Сделай лучше ты. Ты здорово говоришь, умеешь публику разжечь.

Лелька вспыхнула от радости: никогда она не ждала, что он скажет ей так. До смешного покраснела и засияла, как маленькая девочка.

– Да и правду ты сказала,- уж очень мне работы много и без того. Совсем времени нету.

Лелька взглянула с загоревшеюся ласкою.

– Я очень рада. Где тебе, правда! Работа огромная. А у меня времени много свободного. Разберу, подсчитаю все цифры, дам диаграммы. Чудесно все сделаю, ты уж ни о чем об этом не думай.

Ведерников не шевелился и пристально глядел ей в глаза. В квартире было очень тихо. Лелька встала и медленно начала собирать бумаги. Взглянула на часы в кожаном браслете.

– У, как поздно. Ну, пока!

И протянула руку. Ведерников задержал в руке ее руку и все продолжал смотреть в глаза. Потом, не выпуская руки, левою рукою обнял Лельку за плечи, положил сзади руку на левое ее плечо и привлек к себе. Лелька вспыхнула и обрадованно-по-корным движением подалась к нему.

* * *

Утром Юрка стремительно выскочил на площадку лестницы, надевая на ходу пальто. Сверху медленно спускалась Лелька, с необычным, как будто солнцем освещенным лицом.

Юрка в изумлении остановился, рассмеялся было от неожиданности, но вдруг побледнел. Стоял с еще зацепившеюся за лицо улыбкою и ничего не говорил.

Лелька равнодушно спросила:

– Ты на работу?

– Ага!

– Чего так рано вылетел?

– Кажется, опоздал.

Лелька взглянула на часы в браслете.

– Нету и семи. Еще первого гудка не было. И так же медленно пошла по лестнице вниз. Юрка остался стоять на площадке.